|
Часть 2.
Воспитание в военно-учебных заведениях в XVIII-первой половине XIX вв
В начале XIX века до Отечественной войны 1812 года из основных военно-учебных заведений России было выпущено более 6 тысяч воспитанников. Уровень их подготовки не шел ни в какое сравнение с так называемыми «войсковыми юнкерами»», которые «по праву рождения» зачислялись в полки и через несколько лет при наличии вакансий производились в офицеры. И, несмотря на то, что в офицерском корпусе (особенно в армейской пехоте) большую часть составляли бывшие «войсковые юнкера», выпускники кадетских корпусов играли гораздо более заметную роль в подготовке войск и на них равнялись все остальные офицеры.
Смотр Гвардейских частей на Дворцовой площади. Гравюра.
В войне 1812 года русский офицерский корпус показал себя с самой лучшей стороны, и в этом была бесспорная заслуга военно-учебных заведений, ставших к тому времени настоящей школой русского офицерства. Вместе с тем после победы в Отечественной войне 1812 года и успешного заграничного похода русских войск, закончившегося в Париже, стало ощутимо желание царского правительства не допускать проникновения в стены военно-учебных заведений передовых идей, которые в тот период захватили прогрессивную часть русского общества, и в первую очередь офицерство. Под воздействием впечатлений, вынесенных после похода по странам Западной Европы, молодые офицеры начали задумываться над вопросами государственного устройства России, положения в ней различных слоев общества и т.д. Но одних впечатлений было мало, и армейская молодежь обратилась к научной литературе. Повсюду в гарнизонах и полках стали возникать различные общества, кружки, объединявшие офицеров по интересам или политическим взглядам. Это брожение не обошло стороной и военно-учебные заведения. Даже в Пажеском корпусе в 20-х годах XIX века действовала тайная организация с довольно странным названием «квилки»». Пажи умудрились выпускать нелегальный журнал, поддерживали связи с декабристами Бестужевыми. И таких примеров было достаточно. Учитывая все это, правительство решило оградить «рассадники офицерства» от этого «разлагающего влияния». Были приняты жесткие меры, направленные на усиление контроля за военно-учебными заведениями, вырабатывались единые учебные пособия по всем дисциплинам для преподавателей; начальникам вузов вменялось в обязанность прочитывать все конспекты лекций преподавателей и давать личное разрешение на выступление по этим конспектам.
Напуганное декабристским движением, царское правительство с недоверием относилось к кадетским корпусам, готовившим будущих офицеров. Стремясь не допустить проникновения образования и хорошего воспитания в военно-учебные заведения, которые, по мнению правительства, могли вызвать рецидивы 14 декабря 1825 года, «рассадники офицерства» стали превращать в своеобразную школу муштры и дрессировки. Николай I с самого начала своего царствования «изъявил непременную и твердую волю дать военно-учебным заведениям новое устройство, связать их вместе в одну общую отрасль государственного управления для направления одного и того же мыслию к одной и той же цели». Специальный комитет под председательством министра народного просвещения Л.Шишкова имел целью «сличить и уравнять все уставы учебных учреждений империи, а также рассмотреть и подробно определить на будущее время вес курсы учения, означив и сочинения, по коим они впредь должны быть преподаваемы».
Был образован Совет по военно-учебным заведениям, который возглавил цесаревич Константин, а при нем штаб по управлению Пажеским корпусом, всеми сухопутными кадетскими корпусами и Дворянским полком. Все эти реакционные меры имели вполне определенную цель — усилить контроль за деятельностью преподавателей, администрировать учебно-воспитательный процесс. Коснулось это и вопроса нравственного воспитания кадет.
Заметно ухудшился состав преподавателей и воспитателей в военно-учебных заведениях. Поскольку преподавателям гражданских учебных заведений был предоставлен целый ряд льгот (преимущества в получении следующего гражданского чина, повышение пенсии и окладов), произошел отток хороших, опытных преподавателей из кадетских корпусов в народные училища.
Среди командиров и воспитателей больше стало любителей плац-парадов,
да это не удивительно — император, приезжая в кадетские корпуса,
интересовался только строевой выправкой кадет, которых постоянно
снимали с уроков для участия в бесконечных парадах, смотрах,
разводах, встречах и проводах. Чисто военные предметы, такие, как
тактика, артиллерия, фортификация и т.п., отошли на задний план,
зато ценились «мастера вытягивания носков». И хотя корпусным
офицерам вменялось в обязанность «занимать воспитанников в свободные часы
полезными разговорами, внушать здравый образ мыслей и руководить их
в выборе книг для чтения», трудно было ожидать от людей, не имевших
ни педагогического опыта, ни достаточно глубоких знаний, чтобы очи
смогли чем-то увлечь кадет. Большое внимание стало уделяться
церковной службе, кадеты обязаны были соблюдать все обряды. Учителям
Закона божьего вменялось в обязанность как можно чаще посещать кадет
в ротах, беседовать с ними на религиозные темы. Появилась
специальная инструкция о поведении кадет на каникулах, после которых
воспитанник обязан был
Рисунок кадета 1 КК Г.Утешева (1916) с надписью: "Прощай кадетский карцер темный, Тебя я часто посещал" Жестокость командиров и воспитателей по отношению к кадетам не могла не отразиться на характере взаимоотношений между воспитанниками. В военно-учебных заведениях стало процветать издевательство старших кадет над младшими («неразжеванной резиной», как называли воспитанников неранжированных рот). Кадетские унтер-офицеры для воздействия на своих подчиненных били их линейками по ладоням, пока они не распухнут, а фельдфебели для этих целей использовали ременные плетки. Забвение нравственных начал в воспитании, «полное отчуждение от внешнего мира порождало дикость и все ее проявления, а порка, постановка па колени, драние за уши со стороны не только офицеров, но и фельдфебелей из кадетов же, товарищеские «кукуньки», «фарфорки», «бляхи» и пр. виды кулачной расправы — ожесточали и развивали загрубелость чувств». (Столетие военного министерства. 4.2. С.102). Трудно было встретить что-либо подобное в кадетских корпусах во времена Бецкого, Ангальта или Кутузова, когда кадеты увлекались литературой, делали художественные переводы древних авторов, ставили спектакли, устраивали диспуты. Эти времена безвозвратно ушли. Воспитателей практически заменили дежурные офицеры, которые пришли непосредственно из войск и занимались в основном надзором за поведением воспитанников — «фискальством», как говорили сами кадеты. Кроме того, командиры батальонов и рот надзирали за работой хлебопекарен, пошивочных мастерских, дровяных складов и т.д. И надо сказать, что это приносило им определенный доход, т.к. они всячески старались экономить па воспитанниках. Хорошие преподаватели никак не хотели идти в кадетские корпуса, предпочитая университеты и гражданские гимназии. То есть произошло то, что когда-то уже пережил Морской кадетский корпус и бытность свою в Кронштадте. Результаты не могли не сказаться на состоянии учебно-воспитательной работы с кадетами, и соответственно снижался общий уровень культуры и профессиональной подготовки офицерского корпуса. Один из современников свидетельствует, что «идеалом кадет стал так называемый «старый кадет», или «закал», который по кадетским понятиям всегда должен был смотреть на всех исподлобья, говорить грубым басом, перемешивая свою речь с ругательствами и проклятиями, ходить вразвалку, носить широкую куртку и длинные волочащиеся но земле брюки, не умываться и не расчесывать волосы расческой. Все это вместе взятое должно было якобы создавать образ «спартанца», или «казака», с детских лет приученного к тяготам походной жизни, к седлу; многие кадеты даже старались искривить себе ноги «по-кавалерийски» — это в кадетской среде считалось особым шиком. Для того чтобы достичь такого «совершенства»», кадеты в бане распаривали колени и зажимали между ними горячие шайки, которые держали до тех пор, пока хватало терпения. Те кадеты, которые пытались нормально заниматься или хотя бы выглядеть по-человечески, получали от своих товарищей клички «девки», или «мазочки», что считалось самым оскорбительным ругательством. Тех, кто ни разу не был высечен розгами, за кадет не считали. Хотя такое «геройство» было явно напускным и продолжалось до тех пор, пока кадета не вели в цейхауз, где производились экзекуции, и вот там-то эта бравада улетучивалась сама собой. Кадеты со слезами вымаливали прощение у «неумолимого ротного командира, который нередко насмехался даже над униженно ползающим перед ним на коленях мальчиком» (Очерки и заметки. Вильна, 1901. Вып.2. С.197). Естественно, такие методы воспитания не развивали в будущих офицерах чувства собственного достоинства и достигали скорее обратного результата — в среде кадет усиливалась неприязнь к своим командирам. Идти против начальства считалось хорошим тоном. Старшим по званию старались хоть как-то отомстить за свои обиды, навредить, например, изрезать ножницами шинель, налить в фуражку чернила, вымазать клеем стул. Со временем эти «шалости» перерастали в нечто большее. И в результате офицерский корпус получал соответствующее пополнение. Это были не только профессионально малограмотные бурбонистые подпоручики, считавшие кулачную расправу лучшим средством воспитания, но и люди, изначально привыкшие повиноваться не авторитету старшего командира, а исключительно страху перед наказанием (пусть даже и не физическим) и усвоившие один - единственый принцип: «Главное — не попасться». Все эти качества офицерства в полной мере проявились во время Крымской войны, когда наряду с героическими Поступками, подвигами офицеров — пехотинцев, артиллеристов, моряков и т.д. была масса случаев трусости, невыполнения приказов, казнокрадства, боязни и нежелания взять на себя ответственность, принять командование, прийти на помощь товарищу. Однако было бы ошибочным однозначно оценивать всю деятельность военно-учебных заведений в период, предшествовавший Крымской войне. Без сомнения, общее ухудшение офицерского корпуса не могло не беспокоить армейское командование, и даже в тех неблагоприятных условиях шел поиск новых форм и методов учебно-воспитательной работы. Военное министерство вынуждено было открыть специальные учительские классы при Петербургской школе кантонистов для подготовки преподавателей для кадетских корпусов. А штаб военно-учебных заведений командировал за границу генерала Модема, который должен был ознакомиться с военно-учебными заведениями Франции, Англии и Пруссии и дать рекомендации, что из их опыта приемлемо для кадетских корпусов России. То есть делались определенные попытки вывести русские военно-учебные заведения из тупика, в котором они оказались с легкой руки царского правительства.
Губернские военные училища.
Суть плана состояла в том, чтобы в Губернских городах создать сеть подготовительных военно-учебных заведений, в которых дети губернского дворянства проходили бы курс общеобразовательных дисциплин. Лучшие выпускники училищ должны были направляться для окончании образования в столичные кадетские корпуса, где с ними станут заниматься в основном военными дисциплинами. Остальные же выпускники училища, по плану Зубова, могли продолжать образование в университетах — Московском, Казанском. Виленском и Дернтском. Князь считал, что такая система даст возможность иметь в кадетских корпусах наиболее подготовленных и способных молодых людей. Кроме того. заслуживала внимания мысль автора проекта о том, что мальчики и этих училищах будут ближе к семьям, к своим родителям, что, естественно, должно благотворно влиять на их воспитание, а также «и то заметить должно, что, чем моложе ребенок меняет воздух и волу рождения своего, тем здоровье его вящей подвергается опасности; следовательно, больше их сохранено будет и меньше в них будет хронических болезней и меньше их умирать будет». Предполагалось открыть училища в 17 губерниях — на Волыни, в Дерпте, Гродно, Киеве, Нижнем Нопгороде, Вологде, Смоленске, Твери, Ярославле, Владимире, Рязани, Орле, Харькове, Саратове, Оренбурге, Тобольске, Казани. В зависимости от количества дворян в губернии в военно-учебных заведениях намечалось иметь одну или две роты но 120 воспитанников (от 7 до 10 лет) в каждой. Таким образом, в губернских училищах планировалось обучать около 3000 человек. Учебный курс рассчитывался на 5 лет. В проекте подробным образом описывался распорядок дня училищ, учебный план и т.д. После еще пяти лет обучения в столичных корпусах выпускники губернских училищ, как считал Зубов, могли бы выпускаться офицерами в пехотные, артиллерийские и инженерные части — почти во все рода войск. Исключение составляла только кавалерия, и, но всей видимости, объяснялось это тем, что и кавалерии могли служить наиболее обеспеченные из офицеров, ибо им необходимо было за свой счет приобретать и содержать верховых лошадей, амуницию и т.д. Александр I одобрил проект князя и направил генерала Бегичева по губернским городам подыскать там помещения для училищ. Одновременно генерал-губернаторам и дворянству было предложено принять участие в организации губернских военных училищ. В документе между прочим подчеркивалось: «Но при предложении ему (дворянству) сего участия я требую, дабы удален был и малейший вид принуждения и даже самых внушений, властию или тайным повелением отзывающихся; никаких жертв не желаю и не приемлю... я желаю, чтобы пособия дворянства основаны были па едином убеждении собственных польз и на чувстве общего добра» (Столетие военного министерства. 4.2, С.63). Пожертвования дворян пошли со всей России. Это были именно добровольные пожертвования, потому что наряду со взносами в тысячи и сотни рублей были рублевые, двухрублевые и пятирублевые взносы. В Тобольске, например, один из дворян пожертвовал па будущее военное училище лес, а другой, в Оренбурге, — «50 000 кирпичу, 200 бревен и крепостного человека на услуги училищу вечно». Общая сумма пожертвований составила 890 000 рублей без учета недвижимости (по плану Зубова необходимо было 500 000 рублей), причем значительные суммы поступили и из других губерний, не вошедших в список 17-ти указанных выше. Например, 100 000 рублей собрало минское дворянство, хотя в Минске и не предполагалось открывать училище. Специальная комиссия несколько изменила представленный Зубовым проект; после обучения в губернских военных училищах было признано целесообразным направлять воспитанников и 1-й или 2-й кадетские корпуса на 3 года, где они должны изучать следующие предметы: русский, французский и немецкий языки; алгебру, геометрию, тригонометрию, основы дифференциального и интегрального исчисления, физику, механику, естественную историю, всеобщую историю, географию, «естественное право, народное право и военное право», мораль, статистику, логику, «общую энциклопедию», красноречие и рисование. Из военных наук в училищах должны были изучать тактику, фортификацию, стратегию, военную историю, артиллерию; для тех, кто планировал служить в инженерных частях, — дополнительно преподавалась гидротехническая архитектура, а для будущих кавалеристов — «курс скотолечебной науки». После окончания кадетских корпусов бывшие воспитанники губернских военных училищ могли сразу выпускаться в пехотные или кавалерийские армейские полки, а лучшие по успеваемости — и в гвардейские, прапорщиками или корнетами. Те, кто изъявил желание служить в артиллерийских и инженерных частях, после окончания основного курса оставлялись там еще на год для специализации по артиллерийскому и инженерному курсам. Воспитанники, окончившие эти дополнительные курсы, выпускались в артиллерийские и инженерные части подпоручиками и поручиками.
Большие споры на заседаниях специальной комиссии вызывал вопрос о применении телесных наказаний в военных училищах. Многие считали, что розги вполне возможно заменить другими наказаниями, меньше унижающими «благородство»» воспитанников. Однако председательствующий цесаревич Константин заявил, что «как скоро отец отдаст сына своего в училище, то директор уже заступает место отца, и кадеты в отношении к нему не иначе могут быть почитаемы, как несовершеннолетними, не имеющими никаких преимуществ благородства, которыми бы они могли отличаться перед обыкновенными детьми; благородство приобретают они лишь тогда, когда поступают на службу, что не прежде может быть, как но выпуске их из училища... Мера эта (розги), благоразумно употребленная, истребит корень тех порочных склонностей, которые могут служить на будущие времена пагубой нс только им, но и обществу... Есть нравы, для образования которых довольно одних только советов, напоминаний, выговоров; но есть и такие, которые не иначе исправить можно, как только грубыми средствами; дети же, имеющие чувствования благородные, нимало не могут брать на свой счет того, что с товарищем их — который не достоин быть оным — строже, нежели с ними, поступают; этим самым еще более возвышается цена благонравию воспитанников добропорядочного поведения».
Цесаревич Константин считал, что положение о наказаниях розгами надо обязательно ввести в устав новых военно-учебных заведений, сделать это положение гласным, «ибо мысль верховной власти в законе должна быть явственно изображена; когда благонравию отдается вся справедливость, то в то же время злонравию положить должно приличное ему воздаяние, если же воля законодателя будет скрыта, то от того гораздо больше можно ожидать злоупотреблений, нежели когда она будет всем известна: в первом случае представляется вся свобода действовать но своей воле начальникам: в последнем — можно предписать меру и иметь за соблюдением оной должный присмотр» (Столетие военного министерства. 4.2. С. 73-74). Цесаревич Константин (Павлович) - Председатель Непременного Совета о военных училищах.
Точку в этом споре поставил Александр 1, который на записке цесаревича написал: «Нахожу, мой дорогой друг. Ваше мнение совершенно справедливым и присоединяюсь к Вашему взгляду». В параграфах 115 и 117 Устава новых военно-учебных заведений уже однозначно было сказано, что «за весьма значащие проступки и если никакими уже кроткими средствами виновного исправить не можно, надлежит штрафовать розгами»; при этом подчеркивалось, что наказание должно производиться публично, т.е. в присутствии директора училища, офицеров и всех воспитанников. Среди других мер наказания упоминались и такие, как лишение кадета военного мундира и косы на парике, с тем чтобы на учащемся «не оставалось ничего, что бы означало вслитанника военного училища». В этом случае на нарушителя надевали длинный серый кафтан или ему запрещалось питаться за одним столом с товарищами — он должен был принимать пищу стоя, из деревянной посуды. Пока велась разработка положения и устава губернских военных училищ, дворяне Тульской Губернии на свои средства открыли 16 сентября 1801 года дворянское училище, которое назвали Александровским. Александр I, давая согласие на это, из личных средств выделил для училища но 6 тысяч рублей ежегодно и выразил надежду, «что оно устроено будет на самых лучших правилах и успехами своими оправдывает ожидание истинных сынов Отечества». Помимо общепринятых, в училище изучались специальные учебные предметы по тематическим планам московского университета; преподавателей этих дисциплин также искали и университете и Императорской Академии наук. Отлично окончившие учебный курс воспитанники переводились во 2-й кадетский корпус, остальные — в Московский университет или уходили на гражданскую службу. В 1801 году, следуя примеру туляков, тамбовские дворяне на свои средства открыли военное училище, где обучались 120 сыновей обедневших дворян. Программа училища поражает своей многопредметностью — 32 дисциплины. В нем было три класса с трехлетним сроком обучения в каждом, весь курс был рассчитан на 9 лет. Подобные подготовительные учебные заведения, готовившие кадры для столичных кадетских корпусов, открылись позже в Курске, Костроме, Казани, Херсоне, Пензе, Астрахани, Вильно, Гродно и Тифлисе.
Реформы Я.И.Ростовцева в 1845 - 1855 гг.
В самих кадетских корпусах с 1845 года были ликвидированы кандидатские списки на поступление, из-за которых сыновья дворян вынуждены были годами ждать своей очереди на зачисление в корпус. А это приводило к тому, что в классных отделениях рядом находились дети 8-10 и 14-15 лет, что, естественно, создавало трудности в прохождении учебных программ и организации воспитательной работы. Была предпринята попытка выделить младших кадет, отделив их от старших. Шести—десятилетние мальчики стали направляться в так называемые неранжированные кадетские корпуса (Тамбовский, Тульский, Киевский) или кадетские корпуса для малолетних — Александровский в Бресте и малолетнее отделение при 1-м Московском кадетском корпусе. Воспитанники этих учебных заведений через четыре года направлялись либо в столичные кадетские корпуса, либо в московские или губернские. Полный курс кадетских корпусов того периода был рассчитан на 8 лет: 2 класса подготовительных, 4 общих и 2 специальных. В подготовительных классах преподавались: основы Закона божьего, русский, французский, немецкий языки и русская словесность, начальный курс арифметики, чистописание и рисование; в общих классах добавлялись: алгебра, геометрия и тригонометрия, механика, естественная история, зоология и биология, физика, химия, всеобщая и русская история, география, законоведение, статистика, а в специальных: артиллерия, военная топография, гимнастика, фехтование и танцы. Во всех классах занимались строевой подготовкой, а в специальных те, кто готовился служить в артиллерийских или инженерных частях, изучали дифференциальные и интегральные исчисления, основы механики и гидравлики, расширенные курсы физики и химии, фортификацию. Со временем во всех кадетских корпусах установился единый распорядок дня: 5.30 — 7.00 — подъем, умывание, молитва, завтрак; 7.00 — 8.00 — повторение домашнего задания; 8.00 — 11.00 — лекции, между которыми обязательная 15-минутная прогулка на свежем воздухе в любую погоду; 11.00 — 12.00 — строевые занятия; 12.00 — 13.00 — гимнастика, фехтование, танцы, пение; 13.00 — 13.30 — прогулка на свежем воздухе в любую погоду; 13.30 — 14.00 — обед; 14.00 — 15.00 — отдых; 15.00 — 18.00 — лекции, между которыми 15-минутная прогулка на свежем воздухе; 18.00 — 18.30 — отдых; 18.30 — 20.00 — приготовление домашнего задания; 20.30 — 21.00 — ужин, вечерняя поверка, молитва; 21.00 — 21.30 — умывание и отбой.
В аттестационных тетрадях, кроме общей информации о возрасте воспитанника, его вероисповедании, социальном положении родителей, имелись графы, в которых командиры рот должны были отмечать его хорошие и дурные поступки, меры поощрения и наказания, которые применялись к нему, черты характера и склонности воспитанника, его взаимоотношения с товарищами, умение жить в коллективе. Для оценки «нравственного достоинства», а также успехов в учебе и дисциплине во всех военно-учебных заведениях вводилась единая 12-балльная шкала, которая и характеризовала знания кадет и их поведение. В принципе эта была удобная система, дававшая возможность довольно точно характеризовать знания учащихся. 12 баллов выставлялись кадету в том случае, если он показывал прекрасное знание пройденного материала, отвечал на вопросы четко, логично формулировал свои мысли, мог в споре отстаивать свою точку зрения и при этом вести диалог в свободной манере. 11 и 10 баллов выставлялись в тех случаях, когда воспитанник показывал достаточно глубокие знания пройденного, отвечал на вопросы уверенно, делал правильные выводы, говорил ясно и связно. 9, 8 и 7 баллов кадеты получали тогда, когда показывали прочное усвоение пройденного материала, но не совсем четко формулировали свои мысли, отвечали с помощью наводящих вопросов и терялись, если со стороны преподавателя слышали какое-либо возражение. 6, 5 и 4 балла показывали, что кадет в основном понял пройденные темы, с помощью учителя легко вспоминал то, что упустил при ответе, но во время ответа говорил не совсем внятно и четко, смешивал различные понятия или отвечал заученное наизусть слово в слово. При 3, 2 и 1 баллах воспитанник почти ничего не знал и «темно и ошибочно понимал» (с такими баллами оставляли на второй год). 12 — балльная система оценки знаний имела свои преимущества по сравнению с громоздкой системой, разработанной еще Бецким, а также с 5-балльной, принятой в гражданских гимназиях, так как она позволяла «оттенять»» знания воспитанников и побуждала их постепенно добиваться лучших результатов.
Поведение кадет также оценивалось по 12-балльной шкале, которая в свою очередь разделялась на 5 разрядов. Вместо прежних определений типа «усердное прилагает старание в нравственном усовершенствовании своем» в аттестационных тетрадях четко указывалось, какому поведению воспитанника соответствует выставляемый балл. Это вносило в воспитательную практику организующее начало, ограничивало возможный произвол со стороны командиров. В то же время полного совершенства и в этой системе не было, т.к. она основывалась больше на идее дисциплинарных взысканий, чем педагогически обоснованных методах воспитания. «Правила для назначения баллов воспитанникам военно-учебных заведений» подробно трактовали этот вопрос. Поведение отличное (соответствовало 12 баллам) — так характеризовались те кадеты, которые, по мнению воспитательного комитета, «не только совершенно тверды в правилах нравственности, но, отличаясь основательным и благородным образом мыслей и любовью к наукам, успели приобрести такое доверие начальства, что удостоены править частями (т.е. стали унтер-офицерами), и такое уважение товарищей, что примером своим имеют на них полезное влияние». Это был высший разряд. Поведение весьма хорошее (10 и 11 баллов) — в этот разряд зачислялись кадеты, которые долгое время проявляли себя исключительно с хорошей стороны, умели управлять своим поведением и не нарушали дисциплину. А вот хорошее поведение оценивалось уже 7, 8 и 9 баллами, которые выставлялись кадетам, «доказывающим поступками своими внимание к постановлениям начальников, заботливость о приобретении доброго о себе мнения». При этом воспитанники могли допускать определенные проступки по рассеянности или неосмотрительности, но всегда в них признавались и старались их исправить. Дурное поведение — в этот разряд зачислялись кадеты, которые «по испорченности сердца и по наклонности к дурному неоднократно впадают в предосудительные поступки, не показывая при этом раскаяния и желания загладить оные». К числу «проступков» относились «грубое и дурное обращение с товарищами, ложь, обман, утайка чужих вещей, хотя бы самых незначительных, грубость, нескорое и неохотное повиновение начальству и лень, злостность, мстительность». По этому разряду воспитанники исключались из корпуса или, в случае исправления, перемещались в следующий разряд, который оценивался 4, 5, 6 баллами (поведение посредственное). «Сюда причисляются воспитанники, впадающие в проступки не по закоренелой наклонности к дурному, а более по увлечению вредными примерами других, по неосновательности или испорченности характера, легкомыслию и малодушию, обнаруживающими дурное домашнее воспитание, если, впрочем, при увещаниях и взысканиях они показывают раскаяние и тем подают надежду на свое исправление». Интересно, что существовало жестокое правило, согласно которому воспитанники, получившие 7 баллов по поведению, могли переводиться из мушкетерских рот в гренадерскую, 8 баллов — получали звание ефрейтора, 9 баллов — младшего унтер-офицера, а 10 и 11 баллов — старшего унтер-офицера. Если же выпускник имел 12 баллов по поведению, то он мог выпуститься в гвардию. Отметим также, что ни командир роты или младший офицер, ни командир батальона или даже директор кадетского корпуса не могли выставлять баллы — это была прерогатива воспитательного комитета, в котором каждый из его членов мог отстаивать свою точку зрения. Увеличение балла возможно было только на одну ступень, а вот его уменьшение — по решению воспитательного комитета — допускалось сразу на несколько ступеней.
Возглавив в 1835 году штаб военно-учебных заведений, полковник Ростовцев принялся за улучшение учебно-воспитательного процесса в кадетских корпусах, справедливо рассудив, что в первую очередь нужен сильный преподавательский состав. По его предложению для привлечения в военно-учебные заведения наиболее подготовленных офицеров и преподавателей их оклады стали приравниваться к высоким в те времена окладам артиллерийских офицеров. Чтобы поднять престиж службы и вузах, туда стали приглашать офицеров и генералов из гвардейских частей. Были введены более высокие оклады и для гражданских преподавателей. Преподавательская работа стала считаться государственной службой, и соответственно всем преподавателям присваивались определенные так называемые «классные чины». Были разработаны и специальные правила награждения преподавателей орденами, присвоения им очередных классных чинов. В систему военно-учебных заведений привлекались университетские профессора и преподаватели, которые или совмещали свою основную работу с деятельностью в кадетских корпусах (например, адъюнкт-профессор Петербургского университета Д.И.Менделеев преподавал химию во 2-м кадетском корпусе), или полностью переходили в военно-учебные заведения. В кадетских корпусах были сформированы так называемые «служительские роты» под командой специально назначенных офицеров. Солдаты этих рот выполняли все хозяйственные работы. По настоянию Ростовцева набирались солдаты и унтер-офицеры только из гвардейских частей, не имевшие взысканий, умевшие писать, читать и знавшие четыре арифметических действия. Была попытка вернуться к опыту привлечения женщин в качестве воспитательниц в неранжированных ротах — в штабе военно-учебных заведений вполне справедливо считали, что без женской заботы и внимания трудно воспитывать малолетних кадет. Ростовцев полагал, что все приказы по военно-учебным заведениям должны доводиться не только до офицеров, но и кадет. Это также способствовало бы воспитанию подчиненных. Характерен в этой связи один из его приказов: «Вчера у развода объявил я господину директору Павловского кадетского корпуса генерал-лейтенанту Мейнандеру строгий выговор. Последствия показали, что выговор этот был совершенно незаслуженный. Виноват не генерал-лейтенант Мейнандер, а я. От всего сердца прошу прощения у сего достойного и всегда глубоко мною уважаемого моего сотрудника» (Лалаев Н. Исторический очерк военно-учебных заведений. С. 111). Большое значение придавал он подбору директоров кадетских корпусов. Например, в основном положительно отзываясь об одном из них, он писал своему непосредственному начальнику — великому князю: «Меня пугает в Н. вспыльчивость, нерешительность и непомерный страх ответственности; кроме того, какая-то странная боязнь в присутствии государя и Вашем, которую я боюсь, чтобы он невольно не передал и детям» (Столетие военного министерства. 4.2. С. 57). Генералы штаба военно-учебных заведений периодически направлялись на временные должности директоров кадетских корпусов. И в этом был глубокий смысл. Во-первых, руководство штаба военно-учебных заведений получало реальную возможность, что называется, окунуться в повседневную жизнь кадетских корпусов, посмотреть на практике, как внедряются в учебно-воспитательный процесс их инструкции и рекомендации, выяснить необходимые направления в дальнейшей работе, а во-вторых, штатные директора кадетских корпусов за это время прикомандировывались к штабу военно-учебных заведений, что также было полезно для расширения их кругозора. Эту практику Я.И.Ростовцев начал с себя. В 1841 году он сам вступил во временное командование 2-м кадетским корпусом, штатный директор которого убыл в годичный отпуск. Вот что писал об этом времени один из бывших кадет: «Ростовцев изменил систему: вместо строгих мер, способствующих более к ожесточению и огрубению чувств, нежели к смятению их, он начал употреблять самые кроткие меры. Для достижения благой цели — нравственного перевоспитания кадет необходимо было представить в смешном виде те кумиры, которым поклонялись кадеты, снять с них лучезарные ореолы, показать всю нелепость корпусных заблуждений, резкой чертой отделить благородное от низкого, ложь от истины. Ростовцев ласковым обращением с воспитанниками поселил в них доверенность к себе и убеждение, что все, что он ни делает, все для их пользы...Каждому из кадет Ростовцев предоставил право писать к нему письма и излагать в них свои нужды и желания, и все, о чем просили его кадеты, он старался исполнить. Таким образом, Ростовцев достиг того, что воспитанники смотрели на него более как на друга, нежели как на начальника. В некоторых своих приказах по корпусу Ростовцев анализировал причины дурных поступков кадет, и большею частью оказывалось, что они происходили не от испорченности сердца, а от заблуждений и предрассудков. Так, грубость — от боязни, чтобы вежливость не назвали лестью; нелюдимость и одичалость — чтобы резвость и приветливость не сочли малодушием. Кадеты сами ужаснулись, до каких диких явлений доводят их заблуждения и предрассудки, и многим из них становилось совестно за самих себя. Таким образом, Ростовцев вооружился против всех заблуждений и идеалов кадет, но вооружился убеждением и кротостью, а не розгами, он дал возможность самим кадетам произвести суд над своим невежеством и предрассудками, представив их во всей безобразной наготе» (Военный сборник. 1862. N 4. Т. XXIV. С. 415—417). Ростовцев старался поддерживать в своих воспитанниках естественное чувство лидерства. Так, по его рекомендации в классных комнатах кадетских корпусов стали вывешивать черные и красные доски, на которые заносили фамилии: хорошо успевающих — на красные, а плохо успевающих — на черные. Кадеты привлекались к сбору материалов по истории военно-учебных заведений, созданию музеев, установлению связей с бывшими выпускниками. Во всех церквах при кадетских корпусах устанавливались мраморные плиты, на которые заносились фамилии выпускников, погибших на поле боя, умерших от ран или болезней во время войн.
Поскольку учебные программы кадетских корпусов менялись несколько раз, в 1847 году Ростовцеву поручили составить новый проект учебных программ и краткие конспекты по всем предметам. Через год комиссия под его руководством закончила работу, программы были утверждены и в 1849 году опубликованы в виде «Наставления для образования воспитанников военно-учебных заведений». В наставлении обосновывались основные цели воспитания и обучения в кадетских корпусах, планировался объем учебных дисциплин, давались рекомендации о преподавании каждой из них. Главную цель обучения Ростовцев видел в том, чтобы «дать воспитаннику прочное основание в науке, дабы при любви к труду, когда ум его впоследствии и летами, и опытом разовьется, он мог учить себя сам и идти далее без помощи посторонней; для чего и надобно всеми мерами приучать кадета к работе самостоятельной, вселять в пего любовь к труду и уважение к наукам…Не следует впускать из виду, что способности и склонности воспитанников, как и вообще всех людей, не одинаковы, а потому во всех науках но мере возможности (в языках и искусстве непременно), распределяя преподавание но классам, не сдерживать тех воспитанников, которые вырываются из общего уровня классной массы и заслуживают... идти далее и шире предметов, программою для их класса назначенных».
Надо сказать, что многие из современников Ростовцева критиковали «Наставление». Например, известный историк Грановский считал, что учебные программы «раздуты пузырем». С этой оценкой нельзя не согласиться. Но в то же время надо иметь в виду, что начальник штаба военно-учебных заведений пытался расширить в основном «науки политические» (к ним в то время относились все гуманитарные дисциплины) и русскую словесность, например, считал одной из важнейших для воспитания будущего офицера. Согласно учебной программе кадеты изучали русскую литературу, начиная с зарождения письменности на Руси. Они должны были проштудировать «Русскую правду», летописи Нестора «Поучение», «Владимир Мономах», «Слово о полку Игореве», изучали историю книгопечатания, принципы составления словарей, творчество С.Полоцкого, Д. Ростовского, Ф.Прокоповича. Чтобы узнать, «как пробуждалось чувство народной самобытности у русских людей», кадеты изучали произведения и биографии Хилкова, Татищева, Кантемира, знакомились с лирической и эпической поэзией, с русскими народными пословицами и поговорками. Им преподавались основные направления литературных трудов писателей и поэтов Франции и Германии. Изучалось творчество знаменитых соотечественников — Ломоносова, Сумарокова, Державина, Капниста, Хераскова, Жуковского, Батюшкова, Крылова, Пушкина, Баратынского, Дельвига, Марлинского, Гоголя, развитие романтизма и классицизма в литературе. Как видим, эта программа скорее напоминал университетскую. Чтобы изыскать на нее время, Ростовцев решился на то, чтобы сократить количество иностранных языков: вместо двух (французский, немецкий) кадеты должны были изучать один, причем по желанию. И надо сказать, что качество преподавания иностранного языка стало выше. Так, например, в 1-м Московском кадетском корпусе был один день в неделю, когда после занятий кадеты должны были разговаривать либо по-французски, либо по-немецки между собой; в этот день устраивались литературные вечера, диспуты. Из учебных программ были изъяты курсы биологии и зоологии, курс военной истории объединялся с курсом тактики. Вот таким образом изыскивалось время на обширную программу по русской литературе. Ознакомившись с "Наставлением" Ростовцева и понимая, что оно вряд ли убедит всех директоров кадетских корпусов в правильности заложенных в нем начал, император наложил следующую резолюцию, которая была воспроизведена на первой странице «Наставления» : «Желать должно, чтобы все было хорошо выполнено и всеми понято не из послушания одного, а с убеждением». Как бы в дополнение к "Наставлению" штаб военно-учебных заведений разработал целую систему поощрений и изысканий, которая должна была применяться в кадетских корпусах. В качестве поощрений практиковались: похвала или благодарность, объявляемая воспитаннику в присутствии товарищей, благодарственное письмо родителям или родственникам, отпуск домой в праздничные дни или в театр (билеты в театр для кадет присылал сам шеф военно-учебных заведений — великий князь), разрешение находиться в городе без сопровождающего, освобождение в праздничные дни от караулов, назначение в наряд в царский дворец, благодарность в приказе по корпусу или по главному штабу военно-учебных заведений, перевод из мушкетерской роты в гренадерскую, присвоение звания ефрейтор, унтер - офицер или фельдфебель, приглашение на обед к наследнику престола (а такие обеды устраивались каждую субботу), награждение похвальными листами и ценными подарками, занесение на красную доску в классной комнате, прибавление балла по поведению. Взысканиями были: замечание или выговор, сделанные или наедине, или в присутствии товарищей, постановка в угол у классной доски, запрещение участвовать в играх вместе с другими кадетами, лишение первого или второго блюда во время обеда, назначение в караул в праздничный день, помещение во время уроков за особый стол «для ленивых», постановка на колени, перевод из гренадерской роты в мушкетерскую, снижение балла за поведение, объявление выговора в приказе, лишение погон, арест и содержание в карцере на хлебе и воде, разжалование из ефрейторов, унтер-офицеров и фельдфебелей, лишение мундира и надевание серой куртки, наказание розгами, исключение из корпуса.
К сожалению, командиры и преподаватели из всей этой широкой шкалы взысканий, к которым необходимо было прибегать «с возможною разборчивостью, наблюдая при том строгую справедливость и соразмерность как со степенью и родом достоинства или виновности и с прежним поведением воспитанника, так и, в особенности, с намерением, которое служило побуждением поступка», предпочитали, особенно не раздумывая, чаще всего розги или исключение из корпуса. К тому же привлечение в военно-учебные заведения добросовестных, хорошо подготовленных специалистов шло медленно, и требование, чтобы «только люди истинно достойные, с чистой нравственностью, с познаниями и способностями к воспитанию были допускаемы к военной должности воспитателей», превращалось не более чем в благое пожелание. Командный и преподавательский состав по-прежнему не пользовался авторитетом у кадет, т.к. в основном это были ремесленники в худшем понимании этого слова, а не специалисты своего дела. Поэтому кадеты выпускного класса частенько исполняли на мотив похоронного марта куплеты с такими строчками: «Прощайте, вы, учителя, Предметы общей нашей скуки...» |
Дворцовые
перевороты, последовавшие после смерти Петра I, в которых главную
роль играли гвардейские полки, на сто процентов состоявшие из
дворян, заставили царское правительство пересмотреть отношение к
«дворянским вольностям». Дворяне тяготились обязательной военной
службой, которую они еще и должны были начинать рядовыми солдатами
или матросами. Да и учебные заведения, созданные Петром I, не
пользовались у них особой симпатией из-за принудительного характера
обучения, всесословности обучаемых, а также из-за жестоких порядков,
культивировавшихся в них. Это было одной из причин принятия в 1736
году указа об ограничении сроков обязательной военной службы
дворянам 25 годами, а также о праве оставлять одного из сыновей для
ведения хозяйства, а не определять на военную или гражданскую
службу. Вопрос же об улучшении подготовки офицеров был решен исходя
из опыта европейских государств, в частности Пруссии, Франции,
Дании. Русский посол в Пруссии соратник Петра I граф
П.И.Ягужинский специально изучил постановку и организацию
военного образования на Западе и составил проект организации в
России кадетского корпуса, который бы готовил молодых дворян к
службе в армии в унтер-офицерском звании или сразу же офицерском, в
зависимости от успехов в учебе. 
С
1836 года начал выходить «Журнал для чтения воспитанников
военно-учебных заведений», имевший определенную
направленность и в обязательном порядке рассылавшийся в кадетские
корпуса. Кроме того, в военно-учебных заведениях был составлен
каталог книг, в соответствии с которым комплектовались библиотеки, и
кадетам строго настрого запрещалось читать что-либо постороннее.
Если им присылали какие-либо книги из дома, то они обязаны были
показать их командиру роты, который решал, стоит се читать кадету
или нет. Так же через командира роты проходила вся переписка кадет,
до минимума сократились увольнения в город, а если и выпускали, то
только группой в сопровождении офицера.
подробно информировать командира роты о том,
с кем и о чем были беседы. Прежние формы и методы воспитания
постепенно забывались, и в этом не было ничего удивительного — ведь
даже директор 1-го кадетского корпуса генерал Ф.И.Клинг
Надо
сказать, что к началу XIX века столичные кадетские корпуса явно не
справлялись с подготовкой офицерских кадров для армейских частей.
Заботясь «о пользе Отечества и славе его»», светлейший князь
Платон
Александрович Зубов, последний фаворит императрицы Екатерины II,
предложил Александру I проект создания губернских военных училищ.
Предваряя этот план, Зубов писал, что
«по величию империи и но
количеству бедных дворян существующие кадетские корпуса, конечно,
недостаточны, да и по силе войск число офицеров, хорошо воспитанных
и наилучше подготовленных к службе военной, далеко нс достигло до
той степени совершенства, до которой требует польза Отечества и
слава его».
Для
контроля процесса воспитания и для «единодушного действия всех
наставников» в военно-учебных заведениях организовывались
воспитательные комитеты, в которые, кроме командования корпусов,
входили преподаватели и младшие офицеры. На заседаниях этих
комитетов рассматривались представляемые ротными командирами
аттестационные тетради на каждого из воспитанников. Журналы
заседаний воспитательных комитетов ежемесячно представлялись в штаб
военно-учебных заведений.
Все
эти новации активно проводил в жизнь генерал-адъютант
Яков Иванович
Ростовцев, который долгое время был начальником штаба военно-учебных
заведений, а с 1855 года в течение пяти лет — начальником главного
штаба по военно-учебным заведениям. После окончания Пажеского
корпуса Я.И.Ростовцев служил в лейб-гвардии Егерском полку, затем —
адъютантом великого князя Михаила Павловича — шефа военно-учебных
заведений. Это была неординарная личность. Убежденный монархист, он
не признавал никакой иной формы государственного правления и в
соответствии с этим жил и работал. Помимо своих чисто служебных
обязанностей, Яков Иванович не чужд был и литературной деятельности,
писал пьесы, а в «Русской старице» публиковались его стихи. Он был
дружен с Жуковским, Крыловым и являлся даже душеприказчиком
последнего.