Г. ИЩЕВСКИЙ, (из книги «Честь», Париж, 1956 год).

Симбирский кадетский корпус родился 15 августа 1882 года и окончил свой жизненный   путь осенью 1918 года, прожив на свете короткую, но яркую 36-летнюю жизнь. Из его стен ежегодно вылетали на путь жизни, как птенцы из родного гнезда, воспитанники чести, украшая родословное дерево корпуса свежими листьями, давая ему жизненные соки, укрепляя его молодые корни. Росло, крепло дерево, протянуло свои ветви по просторам Родины и 8 сентября, в день корпусного праздника, цвело прекрасными синими цветами — цветами чести. Не сломили его ни ветры, ни ураганы... Падали лишь редкие, отжившие  свою жизнь листья, уступая место новым, сильным, молодым...

Налетел шквал японской войны... Дикие равнины Маньчжурии  погребли много листьев... Осиротело дерево, но с гордостью смотрело, как падающие с него листья вплетались в венец Русской армии, в венец воинской доблести, храбрости и чести.

Тайфун первой мировой  войны, стихийный смерч русской смуты, с корнем вырвали цветущее дерево, разметали по миру остатки листьев... Усталые, измученные, осиротелые, падали они на чужие земли, орошались чужими дождями, пригревались чужим солнцем... Но дерево живет, и только цветет не синими, как на Родине, цветами,   а серебряно-седыми...

Трехэтажное красного кирпича здание корпуса северным и главным фасадом выходило на  Комиссариатскую улицу. Западный фасад, составлявший спальни трех рот корпуса, примыкал к церковному двору Троицкого собора, южная часть, граничившая с Покровской улицей, представляла из себя сплошной, тоже красного кирпича, высокий забор; восточное крыло  занимали квартира директора корпуса, лазарет и домовая церковь. Внутри этого четырехугольника, отрезанного от внешнего мира, помещался скромный внутренний плац, окаймленный с южной и западной стороны широкой аллеей смешанных деревьев: тополя, черемухи, ольхи и дуба.

На этом плацу производились строевые учения, уроки гимнастики и игры. Зимой половина плаца заливалась водой и превращались в каток. На второй половине плаца силами и трудами кадет строевой роты сооружалась ледяная гора с небольшим виражом, уносящим быстро скользящие санки и звонкие детские голоса в аллею тополей, примыкавшую к западной части. В глубине плаца, в западном его углу, было расположено кирпичное здание бани, рассчитанное на 40 человек,  и электрическая станция.

Перед главным фасадом корпуса, если пересечь Комиссариатскую улицу, развернулся огромный передний плац, всегда  находившийся под контрольным оком корпусного швейцара. Плац находился в черте города, хотя и был с трех сторон обнесен  внушительным деревянным забором. Четвертая сторона, смотревшая на здание корпуса, представляла из себя живую изгородь. Кадетам разрешалось посещать передний плац или по запискам дежурных по роте офицеров, или всем классом под наблюдением воспитателя или преподавателя. Учитель естественной истории Александр Иванович Иванов и художник Павел Ильич Пузыревский любили весной проводить свои уроки на переднем плацу: первый - наглядно объясняя флору и фауну, второй  - развивая в кадетах способность рисования, или, как он говорил, «писания с натуры». В зимние месяцы плац представлял из себя сплошной белый ковер, в солнечные морозные дни сверкавший мелкой алмазной пылью, и фактически посещался лишь немногими любителями вновь введенного в корпусе лыжного спорта.

Сирень дурманила головы кадетам старших классов, рождая образы Ниночек, Шурочек, Любочек и мысли какого-то сумбурного, непонятного, но властного желания любить и быть любимым...

В правом северном углу плаца помещался гимнастический городок с лестницами, мачтами, кольцами, подвижными шестами, где весной и осенью кадеты проводили уроки гимнастики, обычно кончавшиеся десятиминутной и в достаточной степени опасной игрой в "кошки и мышки".

Игра заключалась в том, что воспитатель из всего класса назначал «кошку», все остальные были мышками. По свистку воспитателя "мышки" быстро забирались наверх гимнастического городка и с испуганным трепетом следили за «кошкой», которая одна оставалась на земле. По второму короткому свистку «кошка» бросалась ловить «мышек». Все приходило в движение, темп которого всецело зависел от ловкости и хитрости «кошки». Если «кошка» поднималась вверх по правой мачте или лестнице, все «мышки» устремлялись влево и вниз, рассчитывая на свою ловкость. Бывали случаи неудачных падений, и ушибленную мышку с вывихом руки или ноги отправляли в лазарет.

    Одно время директор корпуса генерал Симашкевич решил запретить эту игру, но, учитывая положительные стороны игры, развивавшей в кадетах ловкость, отвагу, находчивость и глазомер, он ограничился строгим приказом по корпусу, в силу которого «кошки и мышки» сделалась достоянием  трех старших классов корпуса.

    Один раз в году, обычно в один из будних дней последней недели апреля, на плацу торжественно проводился спортивный праздник корпуса при участии кадет всех трех рот. Часть плаца, предназначенная для спортивных состязаний и изрезанная в разных направлениях меловыми широкими линиями, украшалась флагами. Разноцветные большие тенты защищали публику от лучистого весеннего солнца. Обширная программа состояла из всех видов спорта, культивируемых в корпусе - начиная от вольных групповых движений, бега, прыжков, аппаратной гимнастики и до вольного боя на рапирах кадет 7-го класса.

    На праздник  приглашались представители военных и гражданских властей, старшие классы гимназий, реального училища, дворянского пансиона и духовной семинарии. Не был забыт, конечно, и прекрасный пол, и в огромной толпе сидящих зрителей приятно ласкали глаз, в особенности кадет старших классов, коричневые и серые ряды воспитанниц Мариинской и Якубовской гимназий.

    Программа начиналась с выступления кадет 3-й роты и сводилась, главным образом к сокольским вольным движениям, старательно и четко исполняемый малышами, бегом на короткие дистанции и разнообразными детскими играми. 2-я рота выступала в более сложной  программе, которая заканчивалась аппаратной гимнастикой на турнике и параллельных брусьях и виртуозными прыжками через кобылу.

    После антракта, во  время которого гостей обносили мороженым и прохладительными напитками, программа вступала в красочную фазу культа молодого здорового тела, ловкости, и утонченных форм физической красоты и изящества. Финальной и наиболее интересной частью программы было  выступление лучших спортсменов корпуса. Они выступали в синих трикотажных брюках и открытых белых майках, демонстрируя перед экзальтированной публикой головокружительные номера партерной гимнастики. Пирамиды, комбинированные стойки, переднее и заднее солнце, сальто - мортале встречались громом аплодисментов, не раз заглушавших спокойную мелодию корпусного оркестра, а трепетные, порою восторженные, порою беспокойные взоры Шурочек, Любочек, Ниночек, находили живой отклик в сердцах с виду спокойных и уверенных в себе Владимиров, Константинов, Георгиев.

    После раздачи призов восторженная публика расходилась по домам, а кадет в в виде награды за отстаивание спортивной чести корпуса после обеда пускали в городской отпуск...

    Корпус состоял из семи классов с двумя параллельными отделениями в  каждом и был разделен на три роты. Третья рота, "малыши" 1-го и 2-го классов, занимала западную часть первого этажа. Четыре огромных двери из классов вели в ротный зал, в конце которого, как и во всех ротах, нашел приют гимнастический городок.  Выходная дверь из роты вела в большую швейцарскую, находившуюся под бдительным контролем монументального швейцара (по кадетской кличке — «Дедушка Крокодил»). За швейцарской следовала просторная приемная с мягкими диванами и креслами, расставленными по стенам, с которых в тяжелых золоченых рамках свисали портреты прежних директоров корпуса и картины из военных походов Русской армии. Приемная служила местом свиданий родителей, родственников и знакомых с кадетами в два будних дня недели: вторник и четверг. Для кадет старших классов приемная являлась местом нелегальной  почты от своих возлюбленных и к своим возлюбленным, через посредство очаровательной старушки — «тети Паши», когда-то тоже знавшей взлеты и падения молодого чувства, а теперь  жившей радостью весенних побегов чужого.

    2-я рота, «юноши» — 3-й и 4-й классы — помещались на втором этаже. В правом дальнем углу ротного зала была маленькая дверь, ведущая в хорошо оборудованный физический кабинет,  любимое детище инспектора классов,  академика полковника М. С. Иртэль, читавшего лекции по математике, физике и тригонометрии и считавшегося одним из требовательных преподавателей корпуса. На втором этаже также нашли приют: инспекторская, где собирались педагогические советы, учительская и малый зал для танцев, где долгие годы царил бывший артист императорского балета   Ширяев.

    Квадратная арка из малого зала вела в огромную столовую, рассчитанную на все три роты корпуса. Столовая строевой роты  была немного меньше, и часть ее была занята  домовой корпусной церковью, отделенной от столовой массивной дубовой раздвижной стеной, открывавшейся в часы церковных служб.

    1-я, или строевая, рота — 5-й, 6-й и 7-й классы, — «мужчины» — занимала весь третий этаж и в сравнении с другими ротами имела более обширную территорию. Классы двух отделений 7-го класса выходили в большой, двухсветный зал, где проводились все корпусные торжества, а также балы строевой роты.

    Главное управление военно - учебных заведений, администрация корпуса так и считали, что в Симбирском корпусе три роты, но юношеская находчивость породила еще одну роту — «нестроевую». Нестроевой ротой кадетами почитался 5-й класс, не имевший, в отличие от 6-го и 7-го. винтовок. Для кадет 5-го класса это было большой  драмой, которую они с юношеским пылом искренне переживали. Особенно они ненавидели и презирали весенние прогулки строевой роты по городу, когда звуки бравурного марша корпусного оркестра останавливали прохожих, когда из  открытых окон высовывались миловидные головки знакомых гимназисток, восторженно машущих разноцветными батистовыми платочками, когда 6-й и 7-й классы сверкали холодной сталью ровных штыков... Они понурые, глотая слюну досады, плелись где-то позади, как обоз второго разряда, как «нестроевая рота».

    Статистика корпуса говорит, что 5-й класс почти никогда не имел второгодников, что самые неспособные, лентяи, злостные лодыри, перейдя в 5-й класс, вдруг становились прилежными и, к удивлению преподавателей, преуспевали в науках. Нетрудно понять несложную, но поразительно красивую детскую психологию, властно тянувшуюся к заманчивой перспективе 6-го класса, тянувшуюся к собственной винтовке, закреплявшей за ним звание кадета строевой роты.

    Кадетский корпус, пять дней в неделю отрезанный от внешнего мира, и был тем оазисом, на котором кадеты проводили свое детство и юношество, где они учились и воспитывались, шалили, наказывались, имели свои радости и печали, где маленький отрезок жизни каждого был поставлен в рамки суровой дисциплины, где почти каждый шаг жизни был под контролем воспитателя, где хорошие выявления детских натур поощрялись, а дурные жестоко искоренялись.

    Семилетнее пребывание в корпусе и было тем подготовительным периодом, в котором каждый оснащался моральным багажом и вступал да неизведанный и скользкий путь жизни.