ХАБАРОВСКИЙ 

графа Муравьева Амурского

кадетский корпус

1900 - 1925

 

Хабаровский КК В Шанхае

Кадетская перекличка №20:

11.10.1888 - Хабаровская приготовительная школа

30.4.1900 - Хабаровский кадетский корпус

16.5.1908 - Хабаровский графа Муравьева-Амурского кадетский корпус

7.8.1917 - Хабаровская гимназия военного ведомства

16.3.1918 - гимназия расформирована

15.9.1918 - Корпус восстановлен

1919 - Из Хабаровска корпус переведен на Русский Остров (Владивосток)

11.10.1922 - Эвакуация корпуса в Шанхай, младших классов в Мукден (Корея)

1923 - младшие классы соединились с корпусом

6.11.1924 - корпус эвакуирован в Сербию

13.12.1924 - Корпус прибыл в Сплит (Сербия)

1.2.1925 - Корпус расформирован, кадеты распределены по другим кадетским корпусам

1888—1900 г.г. ХАБАРОВСКАЯ ПРИГОТОВИТЕЛЬНАЯ ШКОЛА СИБИРСКОГО КАДЕТСКОГО КОРПУСА (Хабаровск)

В 1888 году Сибирский кадетский корпус отправил своего сотрудника подполковника Меллера в Хабаровск для создания в нем приготовительной школы корпуса.
Школа открыта 17.02.1888г приказом Военного ведомства. Воспитанники, успешно окончившие Школу, без экзаменов переводились в Сибирский кадетский корпус. 1.9.1900г Школа была упразднена и вместо нее учрежден — Хабаровский кадетский корпус. Школа подготавливала к поступлению в Сибирский кадетский корпус сыновей офицеров, чиновников и священников, служащих или служивших в Приамурском военном округе.

 

Трагическая слава корпуса

Об этом писала газета "Приамурские ведомости" 4 (17) сентября 1900 года.

Генерал-губернатор А. Н. Корф в 1886 году первым из дальневосточных администраторов выдвинул идею об открытии в Хабаровске кадетского корпуса. Два года спустя в Хабаровске была открыта двухклассная приготовительная школа. Ею заведовал подполковник Мейер. Первых учащихся было 28 человек. Продолжали свое образование приамурцы в Омске в Сибирском кадетском корпусе. После ходатайств Н. И. Гродекова и специальной поездки в Санкт-Петербург его помощника генерал-лейтенанта А. С. Беневского 4 сентября 1900 года (17 сентября по новому стилю) начались занятия в Хабаровском кадетском корпусе.

Монаршая грамота о пожаловании Знамени

Его открытие было крупным культурным событием в жизни столицы Приамурского генерал-губернаторства. Наряду с открытием в это же время Хабаровского реального училища реально решалась одна из важнейших задач закрепления россиян на восточной окраине - подготовка высокообразованных специалистов из местных уроженцев. Поэтому открытие кадетского корпуса было весьма торжественно. Присутствовала вся управленческая элита Хабаровска. Протоиерей отец Гомзяков, освятивший новый кадетский корпус, в обращении к кадетам подчеркнул: "Теперь с открытием Хабаровского корпуса вы имеете возможность почти закончить образование, находясь в той стране, в которой вы родились, к которой привыкли, вы будете учиться на глазах у родителей". Главной фигурой на открытии был генерал-губернатор Н. И. Гродеков, только что вернувшийся с фронта в Китае. Н. И. Гродеков, полный впечатлений об увиденном, обратился к кадетам с взволнованной речью: "Ваши родители одержали много побед над китайцами, отбили у них более 200 орудий, и я в память о подвигах ваших отцов приказал поставить в стенах корпуса два пулемета, отбитые у китайцев". Генерал-губернатор поговорил с каждым из 138 зачисленных в кадеты и подарил каждому книгу о Суворове.

Граф Муравьев-Амурский

Хабаровский кадетский корпус имени графа Муравьева-Амурского был 26-м кадетским корпусом. Всего в 28 кадетских корпусах накануне 1914 года обучались 10010 человек.

 

Первая мировая война стала пиком трагической славы корпуса. Документы о героях-хабаровцах находятся в архиве Хабаровского корпуса при музее "Объединенных кадет Российских Кадетских корпусов" в Сан-Франциско (США). 73 кадета были награждены почетными боевыми наградами России, некоторые из них посмертно. Среди первых убитых на войне были два брата - Анатолий и Виктор Мочаловы, кадеты десятого выпуска 1914 года. На полях сражений остались кадеты Михаил Глухов, Георгий Горохов, Валерий Голубев, многие другие. Кадет Игорь Рутилевский за героические действия в бою получил лично от Николая II солдатский Георгиевский крест 3-й степени с бантом. Михаил Бодиско, кадет 1907 года выпуска, приказом Главнокомандующего Русской Армии за мужество и храбрость у деревни Сахотан награжден орденом Св. Георгия Победоносца 4-й степени.

Формы одежды кадет

Поручик Вячеслав Александров, кадет 1909 года выпуска, командуя пулеметной группой 6-го Восточно-Сибирского полка, получил приказ занять позицию на левом берегу реки против деревни Дахово. Занял позицию под огнем неприятеля, захватил вражеские окопы и обеспечил прорыв линии обороны противника. Был смертельно ранен. Посмертно награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. Выпускники Хабаровского кадетского корпуса на полях сражений Первой мировой войны показали высокий уровень профессиональной подготовки, отменную храбрость и мужество. О героях-хабаровцах, награжденных орденом Св. Георгия, я напоминаю еще и в связи с тем, что совсем недавно указом президента РФ восстановлен этот почетнейший и старейший российский орден.

 

Февральскую народную революцию 1917 года и педагоги, и воспитанники корпуса встретили так, как подавляющее большинство амурцев - с восторгом. Все стали республиканцами. А вот ленинский контрреволюционный переворот с ненавистью. Слишком чудовищными были нарушения демократических прав и свобод, только что полученных россиянами. Кадеты старших классов влились в отряд И. П. Калмыкова - выборного атамана Уссурийского казачьего войска, который объявил войну большевикам в Хабаровске. В 1920 году они ушли с ним в Китай.

Кадеты-амурцы в Шанхае, 1923 г.

В октябре 1922 года Хабаровский кадетский корпус с педагогами, библиотекой ушел из Владивостока в эмиграцию на кораблях эскадры знаменитого адмирала Старка. Причем один корабль, где находились кадеты, затонул. Далеко не всем удалось спастись. Часть бывших кадетов в дальнейшем служили офицерами в Югославской армии.

В Хабаровске сохранилось красивое здание бывшего кадетского корпуса. Думается, у новой Российской Федерации есть настоятельная потребность в воссоздании кадетских корпусов с проверенной столетием идеей служить Родине.

 В. ПОПОВ, кандидат исторических наук

"Приамурские новости online" 27 сентября 2000 года

Постоянный адрес этой статьи: http://www.pv.khv.ru/archive/00/09/27/a6.htm.

 

О судьбах офицеров-сибиряков можно судить и по тому, что, например, из 13 погибших чинов персонала Хабаровского кадетского корпуса 1 был убит в мировую войну, 8 погибли в гражданскую и 4 от репрессий после ее окончания, из 199 погибших выпускников 48 приходится на первую мировую, 77 на гражданскую и 14 пали в борьбе с большевиками после ее окончания (Хабаровский кадетский корпус, с. 233-239).

 

ИЗ ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО. ХАБАРОВСК - С. ПЕТЕРБУРГ.

Из воспоминаний офицера-воспитателя Хабаровского графа Муравьева Амурского кад. корпуса, полковника Николая Яковлевича Навроцкого

 

В начале июня 1906 года произошел первый вылет оперившихся птенцов из своего гнезда. Расправив молодые крылья, они отправились в далекий перелет — от места слияния Амура и Уссури, к берегам Невы.

По распоряжению Главного Управления Военно-Учебных Заведении, в 1906 году выпускные воспитанники кадетских корпусов должны были прибыть в военные училища, куда они были назначены, к 1 июня, в лагери. Во исполнение этого распоряжения, Хабаровский кад. корпус отправил кадет своего второго выпуска в Европейскую Россию, в сопровождении воспитателя 7-го класса, в то время еще подполковника Н. Я. Навроцкого К эшелону были приданы фельдшер и, в качестве служителя, рядовой из команды солдат корпуса.

Вое ехавшие кадеты были уроженцами Сибири и о России они знали лишь по книгам и из курса географии. После прощания с родным корпусом, в котором прошли восемь лет их жизни (в составе корпуса был приготовительный класс), отслужили молебен и отправились на маленький! Хабаровский вокзал, где заняли места в вагоне 3-го класса «для учащихся».

Поезд тронулся и перед окнами вагона замелькали станционные постройки. Город остался позади, все быстрее и быстрее делался бег паровоза, замолк его последний гудок и можно было сказать — «и дорога предо мной далека, далека!»

На станции «Манджурия» была пересадка. Здесь начальник эшелона должен был приобрести на всех проездные билеты до Москвы и С. Петербурга, т. к. в Хабаровске билеты продавались только до ст. Манджурия. Необычайное появление большой группы молодых людей в рубашках с погонами и в форменных фуражках вызвало большой интерес среди вокзальной публики. Еще больший интерес вызвала покупка билетов, которые выдавались из неогороженного оконца временного деревянного барака. Начальник эшелона уплачивал за билеты большие деньги и за этой денежной операцией следило много жадных глаз. Смешанная толпа, где много было монгольских лиц, заключала в себе, без сомнения, немало хунхузов, как на Дальнем Востоке именовались разбойники, воры и вообще подозрительные типы. Но подполковник Навроцкий мог не опасаться кражи или потери денег среди вокзальной суеты, т к. около него была охрана — несколько сильных кадет взяли на себя задачу зорко наблюдать за толпой и быть готовыми. Дальнейший рассказ пойдет уже от лица самого подполк. Навроцкого.


Прибыли в Харбин. Жара, в нашем вагоне 3-го класса градусник показывал плюс 42° по Реомюру. Я разрешил кадетам, внутри своего вагона, при задернутых оконных занавесках, не стесняться костюмом и это создало забавный инцидент. Боковое место около входной двери вагона занял кадет восточного происхождения, смуглый, крупный, с густой черной растительностью на теле. Многие путники, в поисках места, пытались проникнуть в наш вагон, но кадеты указывали им на надпись на вагоне — «ученический» и они уходили искать себе другие места. Но особенно упорной оказалась одна не старая крестьянка. На все, что ей говорили кадеты, стоявшие на площадках, она не обращала внимания и решительно поднималась по ступенькам, волоча свою поклажу. Кадеты не хотели пускать ее и позвали солдата, который ехал при эшелоне, чтобы он силой помешал крестьянке проникнуть в вагон. Но я решил принять другие меры: «Пустите ее», сказал я кадетам, «она сама уйдет, увидя что в вагоне нет частных пассажиров».

И, действительно, когда она открыла входную дверь и шагнула в вагон, ей еще на пороге предстал упомянутый кадет-кавказец в костюме «для купанья». Она остановилась, оглянула полуобнаженных молодых мужчин-пассажиров, и с возгласом — «вот черти!» бросилась назад, чуть не упав со своим мешком. Дружный хохот кадет заглушил ее возгласы негодования.

По эшелону назначались дежурные. Они проверяли число кадет по отходе поезда со станций, следили за тем, чтобы кадеты не сидели на площадках вагона и во время тушили свои свечи, при которых им разрешалось по вечерам читать. До часу ночи дневалил я сам, от часа до 3 ч. ночи — солдат, от трех до шести утра — фельдшер. Дежурства и дневальства были необходимы чтобы в эшелоне продолжал бы чувствоваться военный уклад жизни.

В Хабаровске мне был поручен маленький кадет, которого переводили во 2-й класс Первого корпуса в С. Петербурге, где у него был родственник в Главном Управлении Военно-Учебных Заведений. Я занимал в кадетском вагоне скамейку в крайнем пролете вагона и поместил этого кадета на скамье перед собой. Мальчик был недоволен и добивался непременно занять место среди кадет 7-го класса. И, вот что случилось. Было около 1 часа ночи. Я вижу, что кадет этот встает и собирается выйти, очевидно, в уборную. Я последовал за ним. Он открыл дверь не в уборную, а на площадку вагона, который сильно трясло и бросало. Была темная ночь; я оставался около него, пока он не ушел снова спать. Когда на следующий день я указал ему на то, что могло бы случиться, если бы он вышел на площадку, он убежденно заявил мне, что он спал всю ночь и никуда не выходил.

Не меньшей заботы и внимания требовало от меня еще присутствие в соседнем вагоне молодой пассажирки — институтки 5-го или 6- го класса из Хабаровска, которую, как едущую в Иркутск, тоже поручили моему вниманию. Она помещалась в дамском отделении вагона 3-го класса, но на всех вокзалах и остановках бывала окружена кадетами и мои опасения, что девичий «шарм» может оказаться сильнее дисциплины, вскоре получили подтверждение. Но об этом после.

В пути все шло хорошо. Все были здоровы. Довольствовал кадет артельщик, выбранный ими из своей среды. На питание было отпущено по 1 рублю в сутки на человека и деньги эти, на один день, я по утрам выдавал артельщику. Много интереса вызывали у кадет покупка продуктов на остановках, выбор съестного, составление «меню», раздача провизии. Денег вполне хватало, все были довольны. Кипяток добывался на всех больших остановках. Курение я допускал только в одном месте — на задней площадке вагона, при закрытых дверях. Это требование почти не нарушалось.

На одном из перегонов Манджурской жел. дороги, тогда еще не вполне законченной, около двух часов ночи, меня удивило необычно быстрое движение вагона, что сопровождалось сотрясением и качкой вагона и сильным стуком колес. Внезапно вагон остановился. Это было так неожиданно и резко, что многие из тех, кто был на ногах, попадали. Я вскочил со своей скамьи и почувствовал, что вагон стоит в наклонном положении. Мы все тотчас же вышли из поезда. Ночь была тиха, светила луна, мы стояли в поле. Оказалось, что паровоз врезался в землю и стал, наклонившись на бок. Ряд выгонов, в том числе и наш, сошли с рельс, а несколько товарных вагонов, ближайших к паровозу, столкнулись и получили повреждения. Крушение произошло на одном из поворотов пути, вероятно потому, что поезд под уклон шел слишком быстро. Продолжать путь мы не могли. На другой день наш состав отвели назад, на маленький полустанок, где надо было оставаться до исправления пути.

И вот здесь произошло следующее: стараясь не стеснять кадет, я все же помнил инструкцию и не прекращал наблюдать за ними. Я заметил (это было в послеобеденное время) отсутствие одного из них. Не увидел я также и Хабаровскую институтку. Поручая другим кадетам найти его и послать ко мне, я подмечал у них какую-то нерешительность. И только через полтора часа этот кадет предстал передо мною. Оказалось, что барышня в обществе кадета гуляла вблизи станин. В это время какой-то отдельный паровоз разводил пары и машинист предложил этой барышне прокатиться на отстоявшую недалеко станцию, куда готовился «бежать» паровоз, а потом вернуться на нем же. Вместе с ней поехал и наш исчезнувший кадет. Из этого эпизода я сделал большое «дело», сказав что об его проступке посылаю со станции телеграмму директору корпуса, которого прошу протелеграфировать решение Педагогического Комитета в Москву где нам предстояло остановиться в Александровском военном училище.

На пути к Омску встревожило меня растерянное и озабоченное выражение на лицах у кадет. Оказалось, что один из них, доставая с пола бутылку из под молока, уронил ее. Бутылка разбилась об железную ножку скамьи и стекло порезало кадету руку выше локтя. Фельдшер сделал ему перевязку, но признался кадетам, что порез серьезен и что у него нет средств остановить кровь. Это и встревожило его товарищей. До большой станции, где можно было бы получить нужную медицинскую помощь, оставалось еще около двух часов пути. Тогда я предложил тем из кадет, кто был физически сильнее, в течение этих двух часов, сменяясь, сильно как кольцом сжимать пальцами руку пострадавшего выше пореза, прекращая этим доступ крови к ране. Это было ими исполнено и кадет, близкий уже к обмороку, был перевязан на вокзале. Все обошлось благополучно.

Наконец перевалили Урал, двигаемся к Волге. На одной большой станции наш эшелонный солдат, с большим чайником для воды, побежал взять на вокзале, в кухне, кипятку. Там он замешкался и услышав, что поезд начинает двигаться, бросился скорее к нему и вскочил на площадку вагона. Часа через два он мне для чего-то понадобился, но его в поезде не оказалось. Я не только лишился его услуг, но должен был наблюдать за его шинелью и сундучком при пересадках. Пришлось телеграммой уведомить жандарма той станции, что наш солдат не сел в наш поезд, и просить направить его в Москву, в Александровское училище.

Подъехали к монументальному мосту Императора Александра III через Волгу. Предложил кадетам пропеть хором «Вниз по матушке, по Волге», песню, которую они певали в корпусе, не представляя себе все величие этой реки.

И вот, наконец, Москва. Мы выгрузились, но мое намерение отправить кадетский багаж с вокзала, на подводах, в Александровское училище, оказалось неосуществимым: нет солдата, который сопровождал бы багаж. Пришлось нанять и нагрузить телеги, и мы все пешком, по тротуару, последовали за ними. Стоял жаркий день. И когда мы вступили в прохладные помещения Училища, тотчас стали беспрерывно постукивать подъемные стержни громадных ротных умывальников из красной меди: мои кадеты стремительно бросились к ним, помыться с дороги.

Большие, светлые помещения, на стенах щиты с кирасами и палашами времен 1812 года, горячая пища, чистое постельное белье на кроватях с матрацами... Какой восторг! Бодрые, свежие, аккуратно одетые, выступили со мной кадеты на следующий день, на осмотр достопримечательностей города. После обеда, я отпустил их одиночным порядком на прогулку в город и из отпуска все явились в срок. Кадеты наперерыв делились со мной впечатлениями. Они рассказали со смехом, как в одной лавке, где они смотрели товар, торговец спросил их, что означают на погонах буквы «Х.К.» (Хабаровский Корпус) и кто они? Когда они себя назвали кадетами, торговец приветливо сказал пм: «Так вы кадеты! Спасибо за ваши выступления в Государственной Думе!»

Наш солдат, наконец, нашелся и его торжественно привели ко мне. В руках у него большой чайник для воды. Оказалось, что в суете он сел в поезд, который шел к Уралу и обратно приехал с большим трудом. Жандарму удалось устроить его на «скорый» пассажирский поезд, идущий в Москву, но т. к. в таких поездах нет 3-го класса, ему пришлось всю дорогу помещаться на тормазе, как он мне доложил. Пожурив его, я все же высказал ему и похвалу, т. к. порученного ему чайника он не утратил.

Приятно мне было выслушать от начальника Александровского училища, которому перед отъездом из Москвы я представился в лагере, о прекрасном впечатлении, произведенном на семьи служащих училища кадетами-Хабаровцами своей благовоспитанностью. Действительно, за время трехдневного пребывания в Москве, я не имел повода высказать кому либо из них какого-нибудь упрека за поведение.

В С. Петербург мы прибыли утром. Так как я, чтобы выгадать время, выехал из Хабаровска без точного распределения кадет-хабаровцев по военным училищам (я должен был получить его в Москве и знал только о тех, кого должен был оставить в Александровском училище), то был вынужден поехать в Главное Управление Воен. Учеб. Заведений, оставив кадет на Николаевском вокзале. Приведя себя в порядок в номере Офицерского Экономического Общества, надев китель с орденами, я отправился на Васильевский Остров. Туда же повез маленького кадета, моего соседа по месту в вагоне.

О моем приезде с выпускными кадетами было доложено Вел. Князю Константину Константиновичу, который был в это время в Гл. Управлении. По желанию Великого Князя, я представился Его Высочеству и сделал доклад о путешествии, о том что все приехали здоровыми и бодрыми; на вопрос Великого Князя о том, где сейчас кадеты, я доложил что они на Николаевском вокзале и, в ожидании меня, сидят в вестибюле на своих сундуках и чемоданах. Так оно и было в действительности, т. к. по приходе поездов на вокзал, зал для ожидания 3-го класса закрывался.

Великий Князь приказал снабдить меня нужными сведениями и с ласковой улыбкой сказал: «Так кадеты сидят на чемоданах? Спешите к ним». Протянув мне руку, Великий Князь отпустил меня.

Кадет я застал там же, на чемоданах, в тоске и нерешительности, что делать без меня. Мoe появление их оживило. С нетерпением ждали они решения своей участи — кого и куда зачислили. Кадета, назначенного в Николаевское Инженерное училище я направил в Ижору, а с остальными выехал в Красное Село, для передачи их в училища: 1-е Военное Павловское, Михайловское Артиллерийское и Николаевское Кавалерийское. Так началась уже для них новая жизнь, действительная военная служба.

Сообщил П. Гаттенбергер.

 

Кадетская перекличка, №9, 1974

Хабаровский корпус в 1917-25 гг

Ввиду увеличения численности русских войск в Приамурье в необходимости организовать обучение детей офицеров и чиновников, служивших в этом крае, 11 октября 1888 г. была открыта в Хабаровске Приготовительная Школа при Сибирском кад. корпусе. Эта Школа была 30 апреля 1900 г. переформирована в Хабаровский кадетский корпус; 16 мая 1908 г., по случаю 50-летия присоединения Приамурья и Уссурийского края, по Высочайшему повелению корпус был наименован Хабаровским графа Муравьева-Амурского кад. корпусом. Корпус состоял из 4-х рот, причем в 4-ю роту входили приготовительный и 1-й классы, каждый из 3-х отделений.

В первых числах марта 1917 г. в корпусе были получены первые телеграммы, извещавшие о революционных событиях в Петрограде. В связи с этим, в Хабаровске произошла смена властей и появились Уполномоченный нового правительства Л. Н. Русанов и новый командующий войсками ген. Высоцкий; 7 августа 1917 г. корпус был переформировав в Хабаровскую гимназию военного ведомства, как и вое остальные Российские корпуса. В сентябре 1917 г. был образован Родительский Комитет Хабаровской воен. гимназии, под председательством инж. Денисова, сыгравший большую роль в деле защиты интересов учебн. заведения, во время последовавших тяжелых событий. После Октябрьского переворота, в ноябре 1917 г. была разогнала старая Городская Дума и управление городом полностью перешло в руки большевиков.

Кадеты и офицерский состав служащих в корпусе отнеслись к перевороту и к новой власти резко враждебно и заняли совершенно непримиримую позицию по отношению к большевикам. Те новшества, которые появились при Врем. Правительстве, т. е. комитеты служащих, вольнонаемных и солдат, участие прислуги в Хозяйственном Комитете и др., носили вначале довольно скромный характер и почти не касались учебно-воспитательной области. Но когда кадровых солдат забрали в строй, а вольнонаемных мобилизовали, то служительский состав резко изменился и, к моменту появления большевиков, настроения в их среде стали все более угрожать мирной жизни корпуса. Этому способствовали также действия трех преподавателей, к которым позже присоединился и четвертый, еще раньше удаленный из корпуса. Демагогические выходки этой группы сильно возбуждали и без того ненадежный служительский состав.

Резкое вмешательство большевиков в управление корпусом началось после собрания служащих 3 января 1918 г., когда под давлением крайне левых элементов был установлен контроль над директором и над педагогическим персоналом. Была образована Учебно-воспитательная Комиссия из 5-ти членов, под председательством препод. Чмутова, в которую вошли членами и низшие служащие. Должности офицеров-воспитателей были замещены сельскими учителями. Одновременно были удалены директор, инспектор классов и его помощник, а все воспитатели и ротные командиры, выслужившие учебную пенсию, были заменены слушателями местного Учительского института, конечно большевиками.

Наконец, 16 марта 1918 г. в приказе по войскам Приамурского воен. округа было объявлено о расформировании корпуса (гимназии); служащие были уволены в отставку, кадеты имевшие родителей были отправлены по домам, те же у кого не было родителей, были помещены в Хабаровский городской приют на Красной Речке. Прекрасно оборудованное здание корпуса со всем своим имуществом было захвачено Хабаровским совдепом и в ном разместились различные комиссариаты. Имущество корпуса постепенно расхищалось, особенно обмундирование, и на улицах города часто можно было встретить «пролетарских» детей, одетых в кадетскую форму.

С февраля месяца 1918 г. и Приморье началась борьба с большевиками атамана Уссурийского каз. войска Калмыкова, при поддержке японцев, а в Забайкалье атамана Семенова; в то же время ген. Хорват изгнал большевистские войска из полосы отчуждения Китайско-Восточной жел. дороги. В результате успехов белых отрядов, 5 сент. 1918 г. Хабаровск был занят атаманом Калмыковым, после чего в город вступили и японские части, которые на правах «победителей» заняли для себя значительную часть здания корпуса. Сразу после этого, Родительский Комитет корпуса постановил ходатайствовать о восстановлении корпуса и это было достигнуто к середине сентября.

Директору корпуса, ген.-майору Никонову, было дано разрешение собрать кадет, многие из которых были в составе белых отрядов, и прежний состав служащих. В октябре месяце 1918 г. при корпусе было сформировано Военное Училище имели атамана Калмыкова; в училище, в первом выпуске, было два отделения — пешее и конное, а во втором прибавилось и артиллерийское. Начальником училища был директор корпуса ген. Никонов, его помощником и инспектором офицеры корпуса, продолжавшие исполнять свои обязанности на своих должностях в корпусе.

Как уже было сказано выше, большая часть корпусного здания была занята японцами и поэтому кадет пришлось разместить в сильной тесноте. Изоляции от японцев не было, и непосредственная близость к солдатской массе оказывала на кадет нежелательное влияние: даже приготовишек солдаты угощали папиросами, а другим предлагали японскую водку саке. Таким образом, 1918-19 учебный год прошел в ненормальных условиях, тем более что все хозяйственные вопросы наталкивались на полное отсутствие» средств. Питание было скудное, запасов белья и обмундирования не было, т. к. все было разграблено красными и все средства поглощались расходами на обувь и на отопление.

В этой обстановке прошел весь 1919 год и январь 1920 года. И в Зап.Сибири, и на Дальнем Востоке, произошли события уже описанные в 1-й части этого очерка, посвященной судьбе Сибирского корпуса. В течение всего этого времени, большое число кадет Хабаровского корпуса входило в состав отрядов, боровшихся против красных в Приморье, в Забайкалье и в других местах Сибири и Дальнего Востока, теряя своих товарищей ранеными и убитыми. Помимо добровольного участия кадет в белых отрядах, военное училище в Хабаровске почти полностью комплектовалось из выпускных кадет, которые по окончании курса производились в хорунжие. Некоторое количество хабаровских кадет окончило также Читинское военное училище, основанное атаманом Семеновым в Чите.

После роспуска кадет на Рождественские каникулы в декабре 1919 г., Хабаровск был окружен партизанами и отрезан и от Владивостока, и от Благовещенска и Харбина. Кадеты, уехавшие в эти города, а также в Забайкалье, составили больше половины общего числа кадет и, поэтому, занятия после каникул начались при сокращенном количестве учеников. В этой тревожной обстановке 13-15 февр. 1920 г. японцы неожиданно покинули Хабаровск, предложив уйти также и атаману Калмыкову с оставшимися ему верными частями. Вместе с ними ушли и юнкера военного училища. Как известно, поход этих частей оказался очень неудачным и в числе погибших было около 7-ми кадет. После ухода белых, Хабаровск был занят «зелеными» земскими войсками, и вслед за ними в город вошли красные партизаны, которые ночью проникли в здание корпуса и расположились на кадетских кроватях. "Зелеными" командовал Булгаков-Польский, а красными партизанами - Пианов, организатор событий на Хору, где были зверски убиты 96 офицеров.

Все помещения и все скудное имущество корпуса было отобрано партизанами. Кадеты были уволены по домам, а оставшиеся были помещены в части верхнего этажа главного здания, где с ними были организованы занятия, с очередными дежурствами воспитателей. Но 19-го феврали партизаны арестовали членов Родительского Комитета и, вместе с ними, полк. Мартьянова. Одновременно был арестован директор корпуса, ген. Никонов, воспитатели подполк. Шлегель, кап. Косенко и секретарь Снопов; все они содержались сначала при корпусе, потом были переведены в городскую тюрьму, кроме директора, который был переведен в свою собственную квартиру под поручительство нескольких служащих корпуса. Директора обязали продолжать ого служебные обязанности, но под наблюдением вооруженного партизана, который сидел в кухне и сопровождал директора во время его выходов по служебным долам в другие помещения. После долгих переговоров, удалось добиться освобождения ген. Никонова, который покинул здание корпуса и поселился в квартире французского консульского агента в Хабаровске, быв. преподавателя французского языка в корпусе.

По настоянию партизан, начальник гарнизона Булгаков-Вельский издал приказ о расформировании корпуса, с передачей его служащих в распоряжение Хабаровского Воинского начальника, хотя это противоречило распоряжению ген. Болдырева, командующего войсками во Владивостоке. Оставшиеся в здании кадеты-сироты, были сведены вместе и жили в корпусном лазарете, под надзором одного воспитателя, подполк. Семенова. Их было около 30 человек.

4 и 5 апреля 1920 г. произошло внезапное вооруженное выступление японцев в Хабаровске и и Южно-Уссурийском крае. Во время этого выступления сильно пострадало главное здание корпуса и другие постройки от орудийного огня японцев и от пожаров. Во Владивостоке образовалось правительство Антонова, а Хабаровск был освобожден и от партизан, и от большевиков. Из городской тюрьмы сразу же были освобождены арестованные служащие корпуса и члены Родительского Комитета. В уцелевшем здании нового лазарета корпуса были организованы учебные занятия для кадет, с прежним составом воспитателей и преподавателей, под руководством инспектора классов полк. Мартьянова. Прежний инспектор, ген. Корнилов, с начала апреля находился во Владивостоке, куда он был вызван ген. Болдыревым для доклада о корпусных делах.

 

ВО ВЛАДИВОСТОКЕ, НА РУССКОМ ОСТРОВЕ

В июне 1920 г. во Владивосток выехал также и ген. Никонов, оставив в корпусе своим заместителем полк. Мартьянова, до возвращения из командировки ген. Корнилова. Но во Владивостоке, по поручению ген. Болдырева, ген. Корнилов приступил к формированию на Русском Острове «Школы для детей рядового и командного состава армии» в районе 36 полка. В эту школу были собраны все желающие кадеты из Владивостока и Южно-Уссурийского края, а также и солдатские дети. По приезде ген. Никонова, ген. Корнилов предложил ему продолжить дальнейшее формирование школы, но тот отказался и уехал в Японию.

В течение нескольких дней в школе собралось около 200 кадет, для которых были налажены занятия, продолжавшиеся в течение 3-х месяцев. Через неделю после открытия, школу посетил ген. Болдырев и убедился, до какой нищеты дошли кадеты: у некоторых не было нижних рубах, многие были босыми, почти ни у кого не было постельного белья. Его желание пойти навстречу всем нуждам разбивалось от полного отсутствия запасов в интендантстве, препятствиями со стороны комиссаров и их нежеланием признать за командующим войсками право открывать школу, вследствие чего большевики тормозили весь этот вопрос на каждом шагу. Служащие школы 5 месяцев не получали жалованья и 8 месяцев не было получено ни одной копейки ни на какие хозяйственные и учебные расходы. Освещались свечами, когда удавалось их достать. Немного помог Сибирский корпус, но он и сам не имел излишков.

В ноябре 1920 г. остатки Хабаровского корпуса были перевезены во Владивосток, где слились со Школой под общим начальством ген. майора Корнилова. Вместе с кадетами и имуществом прибыла и часть служащих; старые казармы были покинуты и все были переведены в район 35 полка, тоже на Русском Острове. Казармы остались после чехов с развороченными печами, с выбитыми стеклами, грязными и без зимних рам. Не имея решительно никаких средств, не получая ничего от Интендантства, руководившегося указаниями большевистских комиссаров, страдая от недостатка топлива и при почти полном отсутствии освещения, Школа прожила кошмарную зиму, но все же дожила до счастливых дней освобождения Владивостока от большевизма. Но несмотря на все испытания и лишения, дух кадет остался прежний, и полная непримиримость к большевизму, как и в Хабаровске, лежала в основе их жизни и занятий.

21 марта 1921 г. около 50-ти старших кадет, с провокационной целью были вызваны во Владивосток, обманом посажены на катер, привезены в город и арестованы. К счастью, их удалось вскоре освободить, благодаря вмешательству Родительского Комитета и мерам, принятым корпусным начальством.

Наконец, 26 мая произошел переворот во Владивостоке, в котором приняли активное участие и кадеты; было создано «белое» Правительство, во главе с председателем Меркуловым. Начальником Управления Военно-учебных заведений был назначен ген. Шелавин; «школа» получила старое наименование Хабаровского кад. корпуса и ген.-майор Корнилов был назначен его директором. К этому моменту в корпусе числилось по списку 367 кадет, в числе которых было 39 выпускных.

С октября месяца 1921 г. началось очищение от красных Уссурийского края и вообще наступление белых войск, в результате чего г. Хабаровск был взят. Интересно отметить, что в это время во Владивосток прибыл из Месопотамии пароход «Фердинанд», который привез около 400 чинов Добровольческой Армии Юга России, оказавшихся в тех краях. Среди них было 6 кадет Донского корпуса (Бурлюк, Руди, Шутов, Суворов, Зазулевич и Потулов), которые все были зачислены в Хабаровский корпус. А три года спустя, кадеты-хабаровцы, по прибытии в Югославию и после расформирования корпуса, сами были определены частью в Донской корпус, частью в другие корпуса.

1922 год ознаменовался контрнаступлением красных в Уссурийской области, несогласиями между Народным Собранием и правительством Меркулова и образованием в августе правительства ген. Дитерикса. Положение этого нового правительства было непрочно, т. к. купеческие слои Владивостока и его наиболее обеспеченные жители отказались от финансовой поддержки и от помощи белым. Общая обстановка потребовала организации самоохраны на Русском Острове, и к ней были привлечены кадеты старших классов, под командой полк. Мартьянова и его помощника полк. Берникова. Кадетам были выданы винтовки и введено обучение стрельбе.

В конце октября 1922 г. японские войска покинули Владивосток, а 25 октября белые части, учреждения и часть жителей эвакуировались из России на судах флотилии адмирала Старка.

 

ЭВАКУАЦИЯ ХАБАРОВСКОГО КАД КОРПУСА В КИТАЙ.

Уход из России и морской переход до Шанхая ознаменовались событиями, которые уже частично описаны в 1-й части этого очерка, но необходимо сказать, что эвакуация корпуса, посадка на суда флотилии и переход в Гензан прошли не так гладко и безболезненно, как это можно было бы ожидать со стороны старших начальников белых отрядов и флотилии. Были моменты, когда оказывалось, что кадет готовы бросить на произвол судьбы, и что не было сделано никаких распоряжений относительно вывоза кадет. Только благодаря энергии и настойчивости и ген. Корнилова, и других чинов корпусного персонала, удалось добиться погрузки кадет 1-й и 2-й рот, части персонала и некоторого количества вещей. Часть кадет 3-й роты, родители которых потребовали, чтобы их дети были оставлены, были для этого переданы в Сибирский  корпус, остальные же выехали с корпусом и были в Мукдене вместе со 2-й ротой. Кроме того, остались ввиду семейного положения, по старости или по болезни, воспитатели подполк. князь Чегодаев и Манковецкий, секретарь Снопов, бухгалтер Супранович, преподаватель Городуев, священник о. Козловский и библиотекарь Карпенко.

Основываясь на обещании командующего флотилией адмирала Старка, кадеты и служащие со своими семьями с 22 октября находились на берегу, в ожидании прихода корабля, который должен был их забрать. Сидели на берегу под дождем, питались тем, что было взято с собой, не имея никаких известий из Владивостока с которым всякая связь прекратилась. В этой обстановке прошел и день корпусного праздника 24 октября, отмеченный лишь молебном под открытым небом. И только лишь около 10 ч. утра, 25 октября, показались корабли флотилии, которые уже были переполнены людьми так, что командующий адмирал Безуар сначала отказался забрать всех, кто ждал на берегу. Только после энергичного настояния ген. Корнилова был прислан катер «Воевода», который в два приема перевез кадет и служащих с частью вещей. В воспоминаниях участников эвакуации отмечено, что кадет встретили на кораблях неприветливо и грубо начальственно, с криками и бранью, причем особенно отличался мичман Михайлов, который потом перешел к большевикам, как стало известно.

После того, как произошло разделение на две части в Гензане, в течение нескольких месяцев судьбы кадет пошли по двум разным путям. Кадеты 2-й роты были японцами отправлены в Мукден, где всех поместили в общем бараке с другими беженцами. Кормили плохо и жить приходилось в тесноте. Бани не было и мыться приходилось во дворе под краном, в любую погоду. В кадетах принял участие наш военный агент в Китае, полк. Блонский. Образовался Комитет помощи, который вместе о японцами снабжал кадет провизией и отвел им отдельный барак. Но помощь была недостаточной и питание оставалось скудным. Так продолжаюсь до июля 1923 г., когда японцы перевезли всех в несколько приемов в Шанхай, где кадеты соединились, наконец, с остальным корпусом.

Оставшаяся в Гензане на кораблях 1-я рота хабаровцев и все, кто погрузился с корпусом, стояли далеко от берега, страдая от тесноты, духоты и жары. Ввиду того, что прибывшие раньше воинские части держали себя на берегу сначала довольно распущенно, японская полиция не разрешила сходить с кораблей никому. На кораблях были вынуждены поддерживать пары и тратить драгоценный уголь, за который японцы считали неимоверно дорого. Только после того, как образовался Комитет Красного Креста, в который вошли директора обоих корпусов, японцы пошли па соглашение. Гражданским беженцам дали на берегу бараки, но воинским частям не разрешили покинуть корабли. Кадетским корпусам японцы тоже не разрешили сойти на берег, причисляя их к составу армии. Ввиду этого на кораблях была произведена перегруппировка: сухопутные войска переместили па транспорты, гражданских лиц высадили на берег, а кадет распределили по военным судам в качестве матросов, кочегаров и вообще в помощь командам. Директор корпуса и другие чины персонала с семьями были устроены на военных судах. Полк. Н. Ц. Грудзинский, ротный командир Хабаровского корпуса, был оставлен с группой кадет, служивших на транспортах, в надежде на то, что японцы согласятся отправить их в Мукден, ко 2-й роте.

Спустя некоторое время, японцы неожиданно заявили, что они начнут вывозить русских из Гензана группами и что первый эшелон двинется на Шанхай. Все были погружены на пассажирский пароход; проезд был оплачен японцами, которые выдали, помимо этого, по 10 иен на человека. Из Гензана пошли в Симоносеки, в Японии, потом на барже всех перевезли на другую сторону пролива в Моджи. Со стороны японцев, и властей, и частных лиц, русские встретили очень радушный и заботливый прием. Жители города, торговые фирмы и городская администрация нанесли много подарков детям и взрослым, в том числе 40 пар обуви на резиновой подошве для кадет; жертвовали и деньгами, и продуктами, что оставило у всех русских чувство глубокой признательности и морально поддержало всех. После короткого пребывания в Моджи, японцы перевезли эту группу в Шанхай, куда в мае 1923 г. прибыла также из Мукдена и 2-я рота хабаровцев и где, наконец, соединились вместе все части Хабаровского корпуса.

Старшая рота хабаровцев, с которой находился и директор, ген. Корнилов, после пребывания почти в течение целого месяца на кораблях флотилии в порту Гензана, вышла в Шанхай. Как известно, во время этого перехода флотилия попала в жестокий тайфун, во время которого погиб со всем своим экипажем вспом. крейсер «Лейтенант Дыдымов». В числе погибших было 17 кадет хабаровцев: Артюхов Георгий, Морозко Борис, Беловежский Борис, Парицкий Дмитрий, барон Буксель Рихард, Пономарев Николай,
Головапенко Василий  вып. 1920 г., Дюков Борис, выл. 1920 г.,  Степанов Иоанн, Ельцов Николай, Ткаченко Борис, Жигалин Александр, Черняев Дмитрий, Мельницкий Юрий, Чинизубов Георгий, Мельницкий Ростислав, Чистяков Сергей.

Корпус высадился в Шанхае 30 декабря 1922 г. Вначале, китайские власти не давали никому разрешения сходить на берег; европейцы не хотели пускать кадет на территорию своих концессий, а быв. русский консул г. Гроссе отмахивался от корпусов и руками и ногами. Наконец, некоторые предприниматели и купцы выдали 25 удостоверений кадетам, что такие-то лица приняты на службу и не будут обременять общество. С этими удостоверениями сошли на берег все: каждая группа в 25 человек, сойдя на берег, находила способ вернуть свои удостоверения обратно на корабль и им пользовалась следующая группа и т. д. Оба корпуса, и Сибирский и Хабаровский, были помещены вместе, в вилле одного отсутствовавшего иностранца.

 

ПРЕБЫВАНИЕ КОРПУСА В ШАНХАЕ.

Флотилия ушла на Манилу, кадеты остались в Шанхае, и иностранцы оказались перед совершившимся фактом. После прибытия в Шанхай всех других частей корпуса из Мукдена и из Японии, к 1 января 1923 г. Хабаровский корпус имел следующий состав:

учащихся - 226 (кадет 155 и окончивших свыше 70-ти),

прикомандированных Корниловского воен. училища - 14,

штатных служащих - 28,

вольнонаемных - 20,

членов семейств служащих - 31,

всего 319 человек.

Сразу же после устройства на новом месте, корпус возобновил свою учебную работу.

Живейшее участие в устройство корпуса в Шанхае приняло Русское Консульство и состоявшее при нем местное благотворительное Общество, во главе которого стояла супруга консула. На призыв об оказании помощи корпусам откликнулись многие из обывателей Шанхая, как русские, так и иностранцы, причем был учрежден особый «Комитет помощи сиротам жертв Великой Войны». Общее Собрание членов Комитета выделило из своего состава исполнительный орган в виде Комиссии, под председательством генерала Вальтера, в состав которой вошли адмирал Ковальский (тов. председ.), вице-консул к. Э. Менлер и директора обоих корпусов. Комиссия эта работала до 20 мая 1923 г., после чего сложила свои полномочия; были произведены выборы в новую Комиссию, председателем которой избрали г. Гробуа, а в состав членов, русских и иностранцев, вошли опять оба директора корпусов.

В течение периода деятельности первого Комитета, источниками получения средств были благотворительные сборы и пособия, присылавшиеся Русским Воен. Агентом в Японии ген. Подтягиным и Благотворительными Обществами Тяньцина и Ханькоу. Но ко времени образования нового Комитета выяснилось, что дальнейшее существование корпусов на благотворительные пожертвования невозможно. Поэтому возникла мысль об устройстве лотерей. Для этой цели был организован новый Международный Комитет, председателем которого был избран г. Гробуа; для организации лотереи были получены разрешения от китайских властей и от французского генер. консула. Первый тираж лотереи состоялся 8 октября 1923 г. и принес крупный доход. Помимо лотереи, продолжалось поступление различных пожертвований, а также некоторый доход получался за игру кадетских оркестров и за работы кадетских мастерских. Но всего этого было совершенно недостаточно доя покрытия всех расходов. На иждивении Международного Комитета числилось 500 кадет и чинов персонала с их семьями, а получаемых средств едва хватало только на питание и на уплату за дом, за освещение и за воду. На все остальные расходы, включая обмундирование и медицинские расходы, денег уже не было и задолженность росла каждый месяц.

Несмотря па все неблагоприятные условия, с первых же дней начались учебные занятия; педагогический персонал корпуса добросовестно и самоотверженно вел свою работу и кадеты прилагали все усилия, чтобы облегчить ему это дело.

Необходимо особенно обратить внимание на то, что чины персонала не получали никакого вознаграждения за свою работу; кроме того, во время тайфуна, от которого пострадали суда флотилии по пути к Шанхаю, было потеряно до 75% имущества корпуса и занятия приходилось вести почти без учебных пособий. В этих тяжелых условиях, в июне 1923 г. был сделан очередной XIX выпуск, а в 1924 г. следующий XX. Оканчивавшие кадеты, в своем большинстве, продолжали жить вместе с корпусом, в том же здании. С 1-го сентября корпус переселился в особняк на Авеню Жоффр, 308, и при нем были устроены походная церковь в небольшой комнате, служившей как бы залом, затем мастерские — столярная, слесарная, сапожная и переплетная. Мастерские принимали частные заказы и плата за них давала небольшой доход корпусу.

Международный Комитет, не имея возможности покрыть все расходы по содержанию корпусов, был вынужден искать выход из создавшегося положения и одно время даже обсуждал мысль о распылении кадет по частным семьям и пансионам, но этот проект не встретил сочувствия ни у кадет, ни в среде персонала. Поэтому, были начаты хлопоты по переезду корпусов в Югославию, откуда был получен ответ о разрешении ввезти 500 человек. В известиях, полученных в ответ на запросы, определенно указывалось, что будет невозможно сохранить корпуса целиком, но говорилось, что кадеты будут обеспечены и смогут закончить свое образование. Часть персонала корпуса могла рассчитывать на устройство, но лица не причисленные к корпусам, не могли надеяться на получение помощи. Попытки хлопотать о разрешении въезда в Соед. Штаты успеха не имели и, поэтому, было принято окончательное решение переезжать в Югославию. Туда был командирован полк. Грудзинский, который выехал из Шанхая 31 января 1924 г. для хлопот о сохранении всего корпуса. Хлопоты эти, как известно, успехом не увенчались.

Отъезд корпуса из Шанхая и долгое морское путешествие на французском пароходе «Партос» уже были описаны в первой части этого очерка. Но прибытии в Сплит, ген. Корнилов отправил телеграммы Королю Александру, Великому Князю Николаю Николаевичу и генералу Врангелю, докладывая о прибытии корпуса в Югославию и о глубокой вере кадет в грядущее возрождение России. Корпус перешел на иждивение Державной Комиссии; кадеты и семьи корпусных служащих были размещены в казармах пехотного полка и зачислены на солдатское довольствие В воспоминаниях кадет отмечено, что первая еда была с большим количеством перца и, не зная об этом, все обжигали себе рты этой непривычной приправой. Лица, не состоявшие в списках корпуса, были отправлены в Белград, откуда разъехались по другим местам. Все кадеты были распределены по следующим корпусам: большую часть полк. Магденко повез в Донской корпус, вторая часть, меньшая, была отправлена в Русский кад. корпус (Сараево), а самое меньшее количество попало в Крымский корпус

Хабаровский графа Муравьева Амурского кад. корпус прекратил свое существование и был расформирован 1 февраля 1925 г. Событие это было тяжело пережито всеми кадетами. Во время всех пережитых испытании, они тесно сплотились в одну дружную семью и, несмотря на все неблагоприятные сведения, они все же верили, что родной корпус будет сохранен. Но судьба сулила иное, и тесной семье хабаровцев пришлось разделиться и перейти в ряды кадет других корпусов. Но и там они продолжали сохранять свою связь с однокашниками; в своем большинстве, они были повсюду среди лучших учеников и нигде не посрамили имя своего родного корпуса.

Но отношению к своему последнему директору, ген.-майору Афанасию Алексеевичу Корнилову, кадеты-хабаровцы сохранили чувство любви и большой благодарности за его отеческое отношение и за все его заботы о них. Точно также они сберегли благодарную память о чинах учебно-воспитательного персонала корпуса, которые не покинули кадет в тяжелые дни и разделили с ними все лишения и невзгоды на долгом пути от Амура до берегов Далмации.

Составлено по материалам из архива корпуса, в музее О.К.О. в С. Франциско,

дополненных кадетскими воспоминаниями, собранными С. Марковым и П. Гаттенбергером.

Редактировал А. Росселевич.