Воспитание в военно-учебных заведениях в XVII-первой половине XIX вв.

 

Дворцовые перевороты, последовавшие после смерти Петра I, в которых главную роль играли гвардейские полки, на сто процентов состоявшие из дворян, заставили царское правительство пересмотреть отношение к «дворянским вольностям». Дворяне тяготились обязательной военной службой, которую они еще и должны были начинать рядовыми солдатами или матросами. Да и учебные заведения, созданные Петром I, не пользовались у них особой симпатией из-за принудительного характера обучения, всесословности обучаемых, а также из-за жестоких порядков, культивировавшихся в них. Это было одной из причин принятия в 1736 году указа об ограничении сроков обязательной военной службы дворянам 25 годами, а также о праве оставлять одного из сыновей для ведения хозяйства, а не определять на военную или гражданскую службу. Вопрос же об улучшении подготовки офицеров был решен исходя из опыта европейских государств, в частности Пруссии, Франции, Дании. Русский посол в Пруссии соратник Петра I граф П.И.Ягужинский специально изучил постановку и организацию военного образования на Западе и составил проект организации в России кадетского корпуса, который бы готовил молодых дворян к службе в армии в унтер-офицерском звании или сразу же офицерском, в зависимости от успехов в учебе.

 

В начале XIX века до Отечественной войны 1812 года из основных военно-учебных заведений России было выпущено более 6 тысяч воспитанников. Уровень их подготовки не шел ни в какое сравнение с так называемыми «войсковыми юнкерами»», которые «по праву рождения» зачислялись в полки и через несколько лет при наличии вакансий производились в офицеры. И, несмотря на то, что в офицерском корпусе (особенно в армейской пехоте) большую часть составляли бывшие «войсковые юнкера», выпускники кадетских корпусов играли гораздо более заметную роль в подготовке войск и на них равнялись все остальные офицеры. В войне 1812 года русский офицерский корпус показал себя с самой лучшей стороны, и в этом была бесспорная заслуга военно-учебных заведений, ставших к тому времени настоящей школой русского офицерства.

Вместе с тем после победы в Отечественной войне 1812 года и успешного заграничного похода русских войск, закончившегося в Париже, стало ощутимо желание царского правительства не допускать проникновения в стены военно-учебных заведений передовых идей, которые в тот период захватили прогрессивную часть русского общества, и в первую очередь офицерство. Под воздействием впечатлений, вынесенных после похода по странам Западной Европы, молодые офицеры начали задумываться над вопросами государствен­ного устройства России, положения в ней различных слоев общества и т.д. Но одних впечатлений было мало, и армейская молодежь обратилась к научной литературе. Повсюду в гарнизонах и полках стали возникать различные общества, кружки, объединявшие офицеров по интересам или политическим взглядам. Это брожение не обошло стороной и военно-учебные заведения. Даже в Пажеском корпусе в 20-х годах XIX века действовала тайная организация с довольно странным названием «квилки»». Пажи умудрились выпускать нелегальный журнал, поддерживали связи с декабристами Бестужевыми. И таких примеров было достаточно. Учитывая все это, правительство решило оградить «рассадники офицерства» от этого «разлагающего влияния». Были приняты жесткие меры, направленные на усиление контроля за военно-учебными заведениями, вырабатывались единые учебные пособия по всем дисциплинам для преподавателей; начальникам вузов вменялось в обязанность прочитывать все конспекты лекций преподавателей и давать личное разрешение на выступление по этим конспектам.

Напуганное декабристским движением, царское правительство с недоверием относилось к кадетским корпусам, готовившим будущих офицеров. Стремясь не допустить проник­новения образования и хорошего воспитания в военно-учебные заведения, которые, по мнению правительства, могли вызвать рецидивы 14 декабря 1825 года, «рассадники офицерства» стали превращать в своеобразную школу муштры и дрессировки. Николай I с самого начала своего царствования «изъявил непременную и твердую волю дать военно-учебным заведениям новое устройство, связать их вместе в одну общую отрасль государственного управления для направления одного и того же мыслию к одной и той же цели». Специальный комитет под председательством министра народного просвещения Л.Шишкова имел целью «сличить и уравнять все уставы учебных учреждений империи, а также рассмотреть и подробно определить на будущее время вес курсы учения, означив и сочинения, по коим они впредь должны быть преподаваемы».

Был образован Совет по военно-учебным заведениям, который возглавил цесаревич Константин, а при нем штаб по управлению Пажеским корпусом, всеми сухопутными кадетскими корпусами и Дворянским полком.

Все эти реакционные меры имели вполне определенную цель — усилить контроль за деятельностью преподавателей, администри­ровать учебно-воспитательный процесс. Коснулось это и вопроса нравственного воспи­тания кадет.

 

С 1836 года начал выходить «Журнал для чтения воспитанников военно-учебных заведений», имевший определенную направленность и в обязательном порядке рассылавшийся в кадетские корпуса. Кроме того, в военно-учебных заведениях был составлен каталог книг, в соответствии с которым комплектовались библиотеки, и кадетам строго настрого запрещалось читать что-либо постороннее. Если им присылали какие-либо книги из дома, то они обязаны были показать их командиру роты, который решал, стоит се читать кадету или нет. Так же через командира роты проходила вся переписка кадет, до минимума сократились увольнения в город, а если и выпускали, то только группой в сопровождении офицера.

Заметно ухудшился состав преподавателей и воспитателей в военно-учебных заведениях. Поскольку преподавателям гражданских учебных заведений был предоставлен целый ряд льгот (преимущества в получении следующего гражданского чина, повышение пенсии и окладов), произошел отток хороших, опытных преподавателей из кадетских корпусов в народные училища.

Среди командиров и воспитателей больше стало любителей плац-парадов, да это не удивительно — император, приезжая в кадетские корпуса, интересовался только строевой выправкой кадет, которых постоянно снимали с уроков для участия в бесконечных парадах, смотрах, разводах, встречах и проводах. Чисто военные предметы, такие, как тактика, артиллерия, фортификация и т.п., отошли на задний план, зато ценились «мастера вытягивания носков». И хотя корпусным офицерам вменялось в обязанность «занимать воспитанников в свободные часы полезными разговорами, внушать здравый образ мыслей и руководить их в выборе книг для чтения», трудно было ожидать от людей, не имевших ни педагогического опыта, ни достаточно глубоких знаний, чтобы они смогли чем-то увлечь кадет. Большое внимание стало уделяться церковной службе, кадеты обязаны были соблюдать все обряды. Учителям Закона божьего вменялось в обязанность как можно чаще посещать кадет в ротах, беседовать с ними на религиозные темы.

Появилась специальная инструкция о поведении кадет на каникулах, после которых воспитанник обязан был подробно информировать командира роты о том, с кем и о чем были беседы.

Прежние формы и методы воспитания постепенно забывались, и в этом не было ничего удивительного — ведь даже директор 1-го кадетского корпуса генерал Ф.И.Клингср считал, что «русских надо менее учить, а более бить». Это мнение в определенной степени разделялось и в других военно-учебных заведениях, и телесные наказания теперь стали чуть ли не единственным средством воспитания. В воспитательных же целях использо­вался карцер, куда провинившегося сажали на неделю и более, держа все это время на хлебе и воде. Свет в помещение проникал сквозь маленькое зарешеченное окно, спать там можно было только на деревянной кровати без тюфяка, используя доску вместо подушки; взамен мундира кадет получал солдатскую шинель. Под конец назначенного срока в карцере появлялись четыре служителя и в присутствии командира роты секли провинившегося розгами, причем это телесное наказание старались скрыть от остальных кадет.

Жестокость командиров и воспитателей по отношению к кадетам не могла не отразиться на характере взаимоотношений между воспитанниками. В военно-учебных заведениях стало процветать издевательство старших кадет над младшими («перазжеванной резиной», как называли воспитанников неранжированных рот). Кадетские унтер-офицеры для воздействия на своих подчиненных били их линейками но ладоням, пока они не распухнут, а фельдфебели для этих целей использовали ременные плетки.

Забвение нравственных начал в воспитании, «полное отчуждение от внешнего мира порождало дикость и все ее проявления, а порка, постановка па колени, драние за уши со стороны не только офицеров, но и фельдфебелей из кадетов же, товарищеские «кукуньки», «фарфорки», «бляхи» и пр. виды кулачной расправы — ожесточали и развивали загрубелость чувств». (Столетие военного министерства. 4.2. С.102).

Трудно было встретить что-либо подобное в кадетских корпусах во времена Бецкого, Ангальта или Кутузова, когда кадеты увлекались литературой, делали художественные переводы древних авторов, ставили спектакли, устраивали диспуты. Эти времена безвозвратно ушли. Воспитателей практически заменили дежурные офицеры, которые пришли непосредственно из войск и занимались в основном надзором за поведением воспитанников — «фискальством», как говорили сами кадеты. Кроме того, командиры батальонов и рот надзирали за работой хлебопекарен, пошивочных мастерских, дровяных складов и т.д. И надо сказать, что это приносило им определенный доход, т.к. они всячески старались экономить па воспитанниках.

Хорошие преподаватели никак не хотели идти в кадетские корпуса, предпочитая университеты и гражданские гимназии. То есть произошло то, что когда-то уже пережил Морской кадетский корпус и бытность свою в Кронштадте. Результаты не могли не сказаться на состоянии учебно-воспитательной работы с кадетами, и соответственно снижался общий уровень культуры и профессиональной подготовки офицерского корпуса.

Один из современников свидетельствует, что «идеалом кадет стал так называемый «старый кадет», или «закал», который по кадетским понятиям всегда должен был смотреть на всех исподлобья, говорить грубым басом, перемешивая свою речь с ругательствами и проклятиями, ходить вразвалку, носить широкую куртку и длинные волочащиеся но земле брюки, не умываться и не расчесывать волосы расческой. Все это вместе взятое должно было якобы создавать образ «спартанца», или «казака», с детских лет приученного к тяготам походной жизни, к седлу; многие кадеты даже старались искривить себе ноги «по-кавалерийски» — это в кадетской среде считалось особым шиком. Для того чтобы достичь такого «совершенства»», кадеты в бане распаривали колени и зажимали между ними горячие шайки, которые держали до тех пор, пока хватало терпения. Те кадеты, которые пытались нормально заниматься или хотя бы выглядеть по-человечески, получали от своих товарищей клички «девки», или «мазочки», что считалось самым оскорбительным ругательством. Тех, кто ни разу не был высечен розгами, за кадет не считали. Хотя такое «геройство» было явно напускным и продолжалось до тех пор, пока кадета не вели в цейхауз, где производились экзекуции, и вот там-то эта бравада улетучивалась сама собой. Кадеты со слезами вымаливали прощение у «неумолимого ротного командира, который нередко насмехался даже над униженно ползающим перед ним на коленях мальчиком» (Очерки и заметки. Вильна, 1901. Вып.2. С.197).

Естественно, такие методы воспитания не развивали в будущих офицерах чувства собственного достоинства и достигали скорее обратного результата — в среде кадет усиливалась неприязнь к своим командирам. Идти против начальства считалось хорошим тоном. Старшим по званию старались хоть как-то отомстить за свои обиды, навредить, например, изрезать ножницами шинель, налить в фуражку чернила, вымазать клеем стул. Со временем эти «шалости» перерастали в нечто большее.

И в результате офицерский корпус получал соответствующее пополнение. Это были не только профессионально малограмотные бурбонистые подпоручики, считавшие кулачную расправу лучшим средством воспитания, но и люди, изначально привыкшие повиноваться не авторитету старшего командира, а исключительно страху перед наказанием (пусть даже и не физическим) и усвоившие один - единственый принцип: «Главное — не попасться». Все эти качества офицерства в полной мере проявились во время Крымской войны, когда наряду с героическими поступками, подвигами офицеров — пехотинцев, артиллеристов, моряков и т.д. была масса случаев трусости, невыполнения приказов, казнокрадства, боязни и нежелания взять на себя ответственность, принять командование, прийти на помощь товарищу.

Однако было бы ошибочным однозначно оценивать всю деятельность военно-учебных заведений в период, предшествовавший Крымской войне. Без сомнения, общее ухудшение офицерского корпуса не могло не беспокоить армейское командование, и даже в тех неблагоприятных условиях шел поиск новых форм и методов учебно-воспитательной работы. Военное министерство вынуждено было открыть специальные учительские классы при Петербургской школе кантонистов для подготовки преподавателей для кадетских корпусов. А штаб военно-учебных заведений командировал за границу генерала Модема, который должен был ознакомиться с военно-учебными заведениями Франции, Англии и Пруссии и дать рекомендации, что из их опыта приемлемо для кадетских корпусов России. То есть делались определенные попытки вывести русские военно-учебные заведения из тупика, в котором они оказались с легкой руки царского правительства.